С Днем рождения!

[созвездие гончих псов]

Сэм из фика "В клочья".



Alix, с праздником, счастья и радости!

@темы: Подарок, винцест, Арт

---

C Днем Рождения!

[Ketch]

Дорогая Alix, желаю тебе море счастья, вдохновения, любви и радости!

@темы: Подарок, Арт

---

Для Alix, с любовью

[Erynia]

Дорогая Alix, я очень люблю тебя и твои тексты. С Днем Рождения. И надеюсь, тебе понравится.


Название: Сучка
Жанр: пвп
Рейтинг: NC-17
Пейринг: сюрприз
Предупреждения: ненормативная лексика, watersports, унижение





Джаред приходит в себя только для того, чтобы осознать — сейчас его снова отрубит.
Теперь его жизнь состоит из липких пробуждений, голоса, узкой низкой клетки, вокруг которой сплетается самый страшный кошмар.

Джаред зовет на помощь. Когда уже не получается кричать, он начинает беззвучно дергать горлом. Еще надеется на что-то.

Пожалуйста. Пожалуйста, остановись.

Пока он находился в отключке, с него сняли одежду. На руках теперь кожаные ремни, крепко сидят, суки. Хорошо хоть ноги свободны. Джаред еще не врубается — почему.

Прошу. Не надо.

Сколько прошло времени? Минуты, часы, дни — все сбивается в угрюмый, бессмысленный ком, состоящий из ожидания.

Пусть этот ублюдок покажется. Сделает что-нибудь. Тогда Джаред хотя бы будет знать, чего этот псих хочет. Самое страшное знание лучше ожидания.

Время. Время.

Джаред привыкает. К своей наготе, синякам на запястьях, к ведру в углу. К клизмам и пробке. Он по-прежнему не видит его.

Свет. Камеры. Еще голоса. Возбужденные. Это шоу. А Джаред — часть представления. Сама главная его составляющая.

От злости темнеет в глазах, откуда-то берутся силы, но этого недостаточно.

Голоса требуют, чтобы его наказали за непокорность.

Это шоу, Джаред.

К нему подходят с плетью.

Тихий свист вырывается из ободранного горла и глушится ветром.

Время. Время. Время.

**

- Ногу выше, сучка, я не вижу твою дырку!

- Да что ты ковыряешься? Покажи уже!

- Давай!

- Выше!

Джаред послушно задирает ногу, как псина, опирается ей о решетку. Накачанный тепловатой водой живот, тянет вперед и вниз. Джаред балансирует на одной ноге, пальцами другой сжимая ржавую решетку.

- Вперед наклонись! Вот так, теперь вижу твои яйца!

Джаред молча выполняет приказ, упирается руками в клетку, чтобы не упасть.

- Теперь дрочи! Давай, не стесняйся, красотка, дерни хорошенько!

Невидимые зрители смеются. Высоко, тонко. Среди них выделяется уже знакомый Джареду хриплый голос.

- Шевелись!

Джаред из последних сил дергает болезненно опухший член — раз-два — кольца на ремнях бренчат о решетку, из щели на распухшей от недавней порки головке вырывается слабая струя, окрашивает прутья мутными потеками. Мошонка поджимается, яйца втягиваются.

Джаред, уткнувшись влажным лбом в решетку, чувствует, как анус пульсирует, сокращается. Из раскрывшегося отверстия толчками выливается вода и течет между ног.

Динамики взрываются от хохота, восхищенных криков, стонов. Кто-то шумно, задушенно хрипит — с упоением дрочит. Джаред пытается сжаться — бесполезно. Вода продолжает вытекать.

- Хватит!

Его запирают обратно в клетку. Динамики замолкают.

Джаред забивается в угол и ждет. Если повезет, его отведут в душ. Но может и не повезти.

Время. Время. Время.

Что дальше?

**

Джон — Джаред называет его Джоном — ставит перед ним десять обычных рюмок.

- Зачем? - упрямо спрашивает Джаред.

Ему надо срочно отлить. Он как раз собирался, когда Джон вошел в клетку.

- Сейчас поймешь, - ухмыляется Джон.

Джаред думает, что даже если бы хорошо запоминал лица, описать Джона портретисту в случае необходимости не сумел бы. Обычное, ничем не примечательное лицо. Призрак.

- Мне надо, пожалуйста, - Джаред хнычет.

Больно, неприятно.

Динамики на стене начинают фонить. Время следующего сеанса.

- Заполни их, все по одной, не смей проливать, иначе отрежу тебе яйца, - голос спокойный, ровный, как морской прибой.

- Чем? - хочет спросить Джаред, но вдруг понимает.

Нет. Он не станет. Это же... это совсем... за гранью.

- Делай как сказано, - Джон подталкивает его к рюмкам.

Черт. Черт, черт, черт. Ладно. Пускай дрочат, уроды ненормальные. Он сможет.

Джаред дрожащими пальцами направляет член в одну из рюмок.

- Нет, - обрывает голос, - как девочка. Давай, я знаю, ты можешь. Хочешь.

Джаред, закусив губу, расставляет ноги, приседает, цепь между ремнями длинная — он прижимает распухший член к промежности, чувствуя себя таким же больным уродом, как его наблюдатели... и понимает, что это гребаная ловушка. Он не может мочиться при них и при Джоне, но, встав спиной, лишний раз дает им возможность любоваться собой сзади. Джаред мучительно решает, что хуже — дать им наблюдать, как он отливает полусидя, как шелудивая сука, или показывать им свой раздраженный, стертый грубым наконечником клизмы анус.

Приняв решение, Джаред поворачивается к камере задом, опускается над крайней рюмкой, замирает, расслабив мышцы... У него получается. Вслед летит:

- Смотри, как дырка сжимается, хочет член, хочет, чтобы... Блядь, мне бы сейчас туда...

- Заткнись! - комментатора обрывают, уже знакомый хриплый голос.

«Заткнись», - повторяет про себя Джаред, старательно заполняя вторую рюмку.

Ноги устали, икры ноют от напряжения, кажется, что мочевой пузырь вот-вот порвется. Джаред спускает по чуть-чуть, чтобы не разлить, и облегчения нет.

- Сейчас наша девочка не выдержит, - смеется кто-то.

- Дай ей шанс, смотри, как старается, - поддерживают его друзья.

Третья... пятая... восьмая... десятая...

Рюмок больше нет, а Джаред чувствует себя так, будто ему открутили яйца.

- Можно... пожалуйста, - он держит себя за член, затыкает большим пальцем щель на головке, - можно мне отлить, пожалуйста. Я больше не могу.

Джон отлипает от стены:

- Ну что господа, разрешим нашей сученьке или пусть немного помучается?

- Да пускай уже ссыт!

- Давай, только пусть руку уберет, хочу посмотреть, - довольный гогот.

- Он должен умолять, - Джаред вздрагивает — снова этот голос. - Давай, проси, сучка.

- Пожалуйста, - шепчет Джаред обкусанными губами, - пожалуйста, мне очень нужно...

- Умоляй!

- Умоляю, дайте...

- Давай уже, заебала, - Джон толкает его в спину, Джаред от неожиданности переключает внимание на то, чтобы не упасть. Мощная струя едва не рвет крохотную щель, заливая грязный пол теплой пахучей жидкостью.

Джареду кажется, что он сейчас потеряет сознание — от стыда и болезненного облегчения. Лицо заливают слезы.

- Ревет, - смеются из динамиков.

Джаред напрягает слух — голос, единственный важный, молчит.

**

Сегодня они делают ставки. Делятся на команды и собирают деньги. Они спорят — спустит он или сдержится. Им, блядь, понравилось в прошлый раз. Они нашли самое верное, самое мерзкое и унизительное. Джаред боится даже сглотнуть, иначе спустит. Напряженно дышит через раз, удерживая в себе жидкость. Джон ставит перед ним старое эмалированное ведро. Стягивает штаны до колен. У него некрасивый, рябой член в крапинку. Джаред хочет закрыть глаза, но Джон качает головой. Зрители, все как один, издают тихий свистящий звук. Джон мочится в ведро, спокойно, долго, брызги попадают на Джареда. Стряхивает, заправляется. Джаред смотрит себе под ноги. Головку раздуло. Так хочется... Сколько бутылок воды его заставили выпить? Три? Четыре? Или больше?

Ему кричат:

- Терпи, сучка!

Команда конкурентов улюлюкает:

- Давай, девочка, ты же хочешь... хочешь, станет легче, давай.

Джон отворачивает кран в соседней комнате. Кап-кап. Как просто. Кап-кап. Джареду нужно.

- И не думай обмочиться, я на тебя поставил, блядь!

Джон смеется. Кран. Кап-кап. Не думать. Не слушать. Надо терпеть.

- Ты же хочешь. Давай, сучка. Облегчись!

Он вытерпит. Он сможет.

- Давай, Джаред, - вежливый голос.

Больно. Еще немного и...

У Джареда кружится голова, он слышит звук, но не понимает. И только когда кожу на бедрах начинает неприятно жечь, Джаред осознает, что проиграл. И не просто проиграл, а сорвался на голос.

Кто-то кричит, злится проигрышу, тихий спокойный смех примешивается к возмущенным воплям и довольным голосам.

Джаред, пошатываясь на неустойчивых ногах, прогибается вперед, вжимается лицом в прохладную решетку. Он уже знает, что его накажут. И неважно, что половина спорщиков выиграла. Вторая половина потеряла свои деньги, а значит...

- Глупая сучка, - шепчет Джон. - Как накажем? - обращается он к проигравшей команде.

- Заткни его!

- Да, заткни!

- Сделай это, она заслужила!

- Слышала? - усмехается Джон, просовывая Джареду в анус большую металлическую пробку.

Джаред морщится.

Джон оттягивает его за волосы и пропихивает в щель на члене тонкий длинный стержень.

Джаред только сипит — в пересохшем горле не осталось звука.

- Мерзкая сучка, - шипит Джон, просовывая Джареду в рот шарик и утягивая ремни на затылке.

Джаред мычит. Из глаз катятся слезы, в уголке губ пенится слюна.

- Марш в клетку! - Джон запирает дверь и уходит.

Оставшись один с молчащими динамиками Джаред почти радуется, что ему больше не хочется в туалет. Следующий час станет самой настоящей пыткой.

**

- Выбирай.

Джаред непонимающе мотает головой. Джон щелкает кнопкой, меняя кадры на камере. Это члены. Много-много членов: большие и маленькие, толстые и не очень, темные и посветлее, эрегированные и наоборот.

- Выбери пять, - требует Джон. - И не смей называть только маленькие!

Джаред тыкает в несколько: среди них темный перевитый член с крупной головкой, один кривой, как крючок, но длинный, другой толстый, но короткий...

Джон останавливает его, убирает остальные кадры, оставляя выбранные пять.

- А теперь назови из них один, - говорит он и сует экран камеры под нос Джареду.

Джаред делает выбор. Обычный, средних размеров член.

- Этот.

Джон хмыкает:

- Так я и думал.

- А зачем?..

- Он тебя трахнет, - спокойно сообщает Джон. - Ну или не он. Вот этот больше подойдет такой ненасытной сучке, - и Джон показывает Джареду свой вариант: тот самый черный член, огромный хуй прямиком из порнушки.

- Ты же не думал, что я доверю тебе такое важное дело, - смеется Джон, толкая Джареда к клетке.

- Нет, пожалуйста... я не... не надо, - умоляет Джаред.

- Не ной, сучка! - Джон отстегивает цепь, перебрасывает ее через решетку и заново цепляет.

- Я не смогу... не выдержу.

- Заткнись, - ворчат динамики.

- Да, сучка, закрой рот! - Джон завязывает ему глаза, шлепает по заднице. - Удачи, киска.
Джареду страшно. Он столько пережил, а теперь... Все закончится.

Он слышит мягкие шаги, чувствует на шее горячее шумное дыхание. Пальцы впиваются в ягодицы, разводят, грубо, зло, словно хотят разорвать пополам.

Джаред хочет знать, какой голос у его насильника, но слышит только сосредоточенное сопение.

Липкая — дрочил, ублюдок — головка тыкается между ног, щекочет мошонку, проскальзывает по шву сморщенных яиц.

Джаред сглатывает.

Он сможет. Справится.

- Подними ногу, - у самого уха гаркает Джон.

Почему он, тот другой, не говорит? Этот урод еще и немой?

Джаред задирает ногу на решетку, сгибает в колене. Кожа вокруг ануса растягивается в стороны. Смачный плевок, слюна затекает внутрь. Еще один. Другой смазки не будет.

- Давай, сучка, покажи, что умеешь, - ржет Джон.

Член вжимается в кольцо мышц — Джаред напряженными пальцами вцепляется в решетки. Он не станет кричать. Не станет. Нахуй.

- Можешь кричать, - издевается Джон, - никто не услышит.

Движение бедер за спиной. Джаред чувствует в себе головку. Ему не больно. Просто... много. Еще толчок. Джареда вжимает лицом в решетку, теплая, мягкая ладонь обхватывает его за ногу, поднимая выше, еще выше, делая более открытым. Вертят как куклу.

Другая рука давит на шею, не сильно, но настойчиво.

Джаред не может пошевелиться. Повязка на глазах промокла от слез и пота, зад распирает от замершего внутри члена, решетки вдавливаются в живот ржавым отпечатком, а собственный член болезненно крепко стоит.

- Трахни его уже, - оживают голоса в динамиках. - Давай, парень, выеби эту непокорную сучку.

Плавное движение назад — тоскливое ощущение пустоты и никчемности — движение обратно, глубоко, до боли. Снова назад.

- Сейчас он тебя хорошенько выдерет, - обещает Джон.

Джаред не успевает ответить, член начинает ходить внутри безжалостным поршнем, сразу, резко, долбя Джареда об решетку. Нога в таком положении затекла, пальцы на шее впиваются до крови. Джаред не может разобраться, что из всего этого хуже.

Пауза. Рука с бедра перемещается на член, дрочит сухо, быстро. Джаред стонет от облегчения.

Он почти сразу кончает, повисая на решетках с членом в заднице. И его продолжают трахать на весу. Теперь, когда оргазм отступает, жестко долбятся в растраханную дырку, вбивая в проклятые решетки.

- Хороший, сладкий, мой, - Джаред вздрагивает, услышав сорвавшийся, дрожащий голос.

Член внутри начинает вибрировать. Джаред в ужасе думает, что сейчас ему кончит в зад какой-то ублюдок.

- Отстегни!

Джон отстегивает Джареду руку, чтобы его можно было развернуть.

- Открой ему рот!

Между губ проталкивают член. Он дрожит у Джареда во рту, выплескиваясь внутри теплой, вязкой спермой.

- Глотай, сучка! - Джон бьет его по спине, и Джаред, поперхнувшись, глотает.

С глаз дергают повязку, Джаред встречается взглядом с темными внимательными глазами. Застывший мягкий холод.

Дженсен стоит перед ним в спущенных джинсах, над поясом которых покачивается аккуратный член с застывшими на головке каплями спермы.

Красивый. Охуенный. Его Дженсен. Только его.

Джаред растягивает губы в улыбке.

- Спасибо, Дженсен, - он дергает рукой, пытаясь освободиться. Джон тут же отстегивает его, Джаред поднимается на ноги и чуть не падает.

Дженсен держит его.

- Пойдем, - он ведет Джареда в соседнюю комнату. Там душевая и свежая одежда. - Ты доволен?

- Это было охренительно. Я знаю, тебе нелегко далось. Прости, - вопреки словам он не чувствует никакого раскаяния. Джаред становится под воду. Задница ноет, спина затекла. Во рту еще вкус спермы. Он чувствует себя жестко выебанным. И абсолютно, невозможно счастливым.

- Главное, чтобы тебе нравилось, Джаред.

- Да, все отлично. Все, как я хотел. Никаких подставных лиц?

- Все настоящие. Повелись на рекламу в сети. Знаешь, - Дженсен бросает на него встревоженный взгляд, - мне было страшно. Я думал, а вдруг кто-то из этих богатых извращенцев получит тебя.

- Знаю, - Джаред выключает воду, подходит близко, очень близко, касаясь губами губ. - Кайл отлично справился.

- Отлично, - соглашается Дженсен, целуя Джареда. - Ну что, поехали домой?

- Давай.

Кайл в стороне считает деньги, динамики выключены, дверь в клетку призывно качается, зовет.

Нет. Хватит пока.

Садясь в машину, Джаред морщится. Растраханная задница еще долго будет напоминать о себе, но это приятная боль.
Он оклемается и снова попросит Дженсена поиграть. Дженсен никогда ему не отказывает.

@темы: РПС, Фики

---

Игроки

[Римроуз]

Название: Игроки
Автор:  Римроуз
Пейринг: J2
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит
Саммари: Джаред - шулер, Дженсен - владелец казино, в котором Джаред играет
Примечание для  Alix к ее фику - Игроки
Скачать

@темы: Подарок, РПС, Клип

---

[Сайфо]

Alix, поздравляю со страшной силой. Пусть у тебя все будет так, как нужно.

Сорри, что хватило меня только на драббл, но реально голова пустая.



Небо выгибалось над головой опрокинутой густо-синей чашей, темной и пока еще прозрачной. Но горизонт уже набухал грозовой влажной тяжестью, напоенный озоном ветер поднимал дорожную пыль, тревожил серебряные от луны кроны деревьев.
Сэм стоял на перекрестке, в самом центре предгрозового мира, гудящего от нерастраченной мощи, готового сорваться с оси, закрутиться юлой, вспыхнуть и расколоться.
Сэм стоял, раскинув руки, подставляя нагое тело еще не упавшим каплям дождя, еще не ударившим молниям, еще холодному взгляду.
Сэм стоял молча и неподвижно, потому что слов и действий было слишком много и все они оказались неправильными. Все они были бегством, а Сэм устал убегать.
Сэм не сопротивлялся толчку между лопаток, падая на колени, царапая щеку о мелкие камни, цепляясь жадными пальцами за сухие кустики жесткой травы, целуя проселочную грунтовую дорогу.
Сэм прогибался в спине, подчиняясь рывку, расставляя бедра, подставляясь под шарящую в промежности руку, притираясь к ней, принуждая сжать ноющую мошонку, разогреть шлепком поднятые ягодицы.
Сэм задыхался от боли, когда в едва смоченный слюной зад медленно вдавливался член, обжигая, растягивая, толкая вперед по колючей земле, вбивая, втирая в нее.
Сэм скулил, подаваясь навстречу, принимая и позволяя, слизывая с губ пыльную корку, вжимаясь в дорогу голой грудью, почти распластываясь под согревающим спину весом.
Сэм закричал, освобождаясь, проливаясь на землю раньше дождя – кровью, семенем, слезами.
Небо треснуло, просочившись сиреневым, и розовым, и белым, рухнуло холодным ливнем.
Дин обнял Сэма со спины, безнадежно укрывая полами отцовской куртки. И было тепло.


Ты лучшая.

@темы: Подарок, винцест, Фики

---

[deirdra]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[egorowna]

Для Alix, с благодарностью и любовью.

Дженсен из «Сердце и кнут».



С Днем рождения! Здоровья и удачи!

@темы: Арт

---

[Stochastic]

Alix , поздравляю с Днем Рождения. Ты талантливый автор и необыкновенно чуткий, добрый человек. От всей души желаю тебе здоровья и удачи, все остальное, верю, ты возьмешь от жизни сама. Благодаря летнему аукциону у меня появилась возможность не только подсматривать за работой чудесного виддера Белый кролик, но и повлиять на выбор фика для клипа. Естественно, я захотела видео на текст, с которого началась моя любовь к СПН
Я рада что у меня есть повод еще раз сказать тебе спасибо)


Там, где солнце не восходит
Автор: Белый кролик
Рейтинг: R
Музыка: School of Emotional Engineering - Of Angel Dust
Дисклаймер: все принадлежит законным владельцам
Время: 2:43
Скачать 53 мб

Смотреть

@темы: Подарок, винцест, Клип

---

С Днем Рождения!

[Anarda]

Alix, поздравляю от всего сердца! Любви, удачи всегда и во всем и вдохновения. Спасибо тебе за удивительные миры и мозговыносящие истории
Вот такой минималистичный вариант обложки к любимому фику

@темы: Подарок, Арт

---

[Явор]

Alix, поздравляю с Днем Рожденья!
Пусть вокруг всегда будут любящие и любимые люди.



5337x4961(8.54 MB)

@темы: Арт

---

И еще один рек на невероятно гениальный текст!

[Soli-nah-ree]

Надеюсь, что мои реки придадут тебе сил И восполнят потраченное на написание

Сердце и кнут

Первое, что мне хотелось бы сказать об этом тексте и не только – выбор названия. Вообще я жутко завидую авторам, которые могут давать такие яркие, запоминающиеся и, главное, подходящие к текстам названия.
Таково название фика «Сердце и кнут» - оно невероятно точно и гениально подходит к происходящему.
Что же касается ретеллинга, то, несмотря на то, что моя бабушка точно не могла пропустить этот сериал, сама я «Рабыню Изауру» помню весьма смутно. То есть, по факту, я помню, что она существует.
Так что воспринимать текст буду без опоры на сериал.
От начала идет такое давно знакомое ощущение… Очень, очень спокойной, по-старому неторопливой истории, где найдется место и для размышлений, и для красоты окружающего мира. Единственное произведение о войне Севера и Юга, которое я читала – если ничего не путаю и их не было больше – это «Унесенные ветром». И в некоторых моментах, особенно в начале, там присутствует это ощущение спокойствия богатых, достатка, огромных поместий, плантаций и налаженного быта.
И Джаред в самом начале – около озера, с любимой лошадью – немного встревоженный, но все равно принадлежащий общей умиротворяющей картине. Он больше ощущается не как раб, а как младший сын собственной хозяйки, получающий все в разумных пределах и наслаждающийся собственной молодостью.
Возможно, так и было бы – не появись в этой пасторальной картинке Дженсен. Он разрушает ее одним своим появлением: это и чувства Джареда и настойчивое желание оседлать опасного коня.
Дальше мы собственно и узнаем предысторию происходящего. Остается загадкой, и какое же обучение получил Дженсен, и почему же он вернулся назад. Проясняется и положение Джареда – в отсутствие сына он заменял его хозяйке. В Англии для этих целей покупали собаку или кошку, а тут использовали раба.
Мне очень нравится двойственность в Джареде – с одной стороны он «знает свое место», а с другой – ему хочется вернуться не на свое, поэтому он надеется на скорый отъезд Дженсена. Способ, который выбрал, чтобы пережить чужое присутствие, пожалуй, единственный возможный для раба – избегать, скрываться, стать невидимкой.
Вот только не вышло. Как не вышло и избежать неприятностей – как бы спокойно и вежливо не говорил Джаред, речь свободного или условно свободного всегда отличается от речи раба.
Я вообще очень страдаю всегда от слейвов – мне очень жалко того, кто зависим, у меня внутри аж все переворачивается. Особенно жалко Джареда в моменте, когда он говорит, что лошадь его, а потом поправляется, и от этого веет такой несправедливостью.
И опять Джаред нарушает все правила приличия, от которых зависит его жизнь и здоровье, он смеет выиграть у Дженсена в скачках. И хоть наказания не следует – пока лошади и Джареду ничего не грозит – все равно копится напряжение. И уже не вспоминаешь про красоту природы и размеренный ритм жизни – он позволен только господам.
Пожалуй, самая моя любимая часть в любой истории про Юг – это моменты, когда рабы разговаривают друг с другом. Всегда найдется и большая, старая негритянка, которая уже никого и ничего не боится.
Становится понятно, что пока ужины с Дженсеном и его матерью ничего плохого не несут, кроме вынужденной диеты Джареда, но ощущение приближающейся беды только усиливается.
Последней каплей становится отъезд миз Констанс, единственной возможной защитницы для всех рабов, включая Джареда. В моменте их разговора очень трогает его восприимчивость, понимание – он необычайно чувствителен, он понимает, что на самом деле ей движет и от всей души сочувствует ей. Это удивительное качество для мужчины, даже для любимого сыно-заменителя.
После отъезда матери Дженсен начал наводить свои порядки – не слишком отличающиеся от взглядов большинства плантаторов. Он так же, как и они считает, что негры не люди, что они ленивы и много работы им только на пользу.
Он кажется не только самодовольным и развращенным, но и не слишком умным и разбирающимся в управлении. Мне все еще интересно, где он проводил время вместо армии и что там с ним происходило…
Еще очень интересно в их взаимоотношениях с Джаредом – некая дистанция и граница, которую Дженсен пока не переходит, словно все еще не может осознать, что Джаред – раб. Может, этому мешает его внешний вид – Дженсен даже чуть было не оговаривается, может, охранное отношение миз Констанс, может, само поведение Джареда, который в свою очередь играет с огнем.
Вспомнила еще краткий момент в размышлениях Джареда, когда он думает, что рабочий день увеличили рабам на плантации, но его-то жизнь не изменится, его все это не коснется. Это очень человечно, очень понятно в его ситуации. А я вообще люблю живых героев
И все-таки этот барьер остается – Дженсен пытается сломать Джареда не как раба, а как свободного, оказавшегося в зависимом от него положении. Сначала он переводит его из комнаты в общий барак и нагружает работой, отбирает все, что у него было, а потом – после отказа – ставит у столба. Мнем нравится, как он думает, что Джаред после этого.. что? Придет к нему? С радостью прыгнет в постель? Можно было приказать и остаться перед выбором: согласие или смерть. Но это не слишком удачная стратегия.
Показательно быстро изменившееся отношение некоторых рабов к Джареду – явное злорадство и раздражение одних и сочувствие остальных. Рабский мир – мир с теми же законами, что и обычный. Зависть перед чужим положением и тут случается.
Потрясающе описаны чувства Джареда – это не любовь, это всепоглощающее желание: желание при виде красивого тела, красивого лица, властности и внутренней уверенности. И он очень правильно опасается этих чувств, потому что ни к чему хорошему это не приводит.
Мне нравится, как описано наказание и мысли Джареда – словно сама погружаешься в эту жару, чувствуешь, как затекли руки, мечтаешь об освобождении. И мне нравится его твердость, пусть и сильно сдобренная религиозными запретами.
Отдельно упомяну мысли о том, что хозяйка не вынесла бы мысли о том, что ее сын – содомит, и трогательное, сыновье беспокойство за нее, надежда на то, что она никогда об этом не узнает.
Совершенно гениальное описание:
Для домашних рабов это место было чем-то вроде ада для богобоязненных христиан: все знают о его существовании, никто там не бывал, но страх оказаться там за вольные или невольные грехи пронизывает всё твоё существование, даже когда ты не думаешь об этом.
Описание порки невероятно сильное: начиная от рациональных размышлений Джареда, который думает, что не стоит пугать тех, кто хорошо к нему относится, и твердо решает не кричать, и как потом кричит – инстинкт, который выше его, выше всяких решений, выше разума. Боль подчиняет все: и тело, и разум.
Зато теперь я понимаю тех, кто так ожесточенно боролся за освобождение рабов. Очень хорошо.
Последующее пробуждение Джареда и его разговор с Дженсеном – нет, Джаред все еще выше похвал. Мне нравится его «есть приказы, которых никто никому не должен отдавать». Как он в этом прав.
А с другой стороны – меня до зубовного скрежета раздражает Дженсен с его перекладыванием ответственности. Это Джаред с ним играет, Джаред слишком невинно выглядит, Джаред вынудил его наказать его – невероятно бесит. Просто дьявол, а не раб.
Я рада, что несмотря на желание, Джаред отказывает. Просто из отношений на таком уровне никогда ничего хорошего не вышло бы.
Я не сомневаюсь, что Дженсен говорил правду, сдавался и «вручал себя» совершенно правдиво, но он никак не мог понять, что сам все начал. Его инфантильность просто поражает – лучше бы в армию, честно.
Судя по его кратким воспоминаниям, часть времени он проводил в странных отношениях, которые непонятно кто инициировал. И порол дам плеткой.
За отказ Джаред заплатил очень дорого – его отправили на плантации, по факту – медленно превращаться в безмозглое, безвольное животное, которое мечтает только поесть и отдохнуть.
Мне очень понравилось, как описана сама жизнь на плантации – она действительно ужасает. И, оказывается, что Джаред еще и недооценивал происходящее. Но все бы было не так страшно, если бы Дженсен не давил на него дополнительно, не издевался каждый рабочий день.
Интересно, если этот фик съест все мои нервные клетки, то мне потом нечем будет нервничать, а моя жизнь станет прекрасной и замечательной?
- Вы ломаете всё, к чему прикасаетесь, - тихо, но ясно и чётко проговорил Джаред, и Дженсен вздрогнул так, словно до сих пор считал его немым. - И это ваше проклятье, сэр. Ваше больше, чем наше.
За эти слова – несмотря на последствия – Джареду нужно ставить памятник. Это описание культуры агрессоров, культуры «ты виноват, что я тебя ударил». Она умеет только разрушать.
Я не удивлена, что Джаред все-таки решает бежать – иного выхода у него действительно не остается, если он хочет остаться в своем уме и в более-менее здоровом теле. А вот его поведение в амбаре – не то от усталости у него все спуталось в голове, хотя раньше он ждал от Тэмми подлянки, не то он все-таки думал о других рабах слишком хорошо.
И я ведь видела нон-кон в предупреждениях… Эх…
То, как Джаред бежит – все еще надеясь обогнать лошадей, спрятаться в роще – я думала у меня клавиатура треснет, так сильно я ее сжимала. И так хотелось, чтобы он успел, сбежал, всем тут показал – но в реальности такое случается слишком редко.
И последующая сцена с кнутом, присутствующий при ней Розенбаум – это тот самый шаг за грань не просто дозволенного, а за грань здорового разума. И все это от того, что кто-то сказал «нет»? Надо как-то бы получить по голове, чтобы держать в себе свои хотелки. Просто не могу, так двинуть хочется Дженсену. Жалко его – тут крыша действительно едет, но она едет по такому ничтожному поводу и только по его собственной вине.
Единственное, что мне в этой сцене душу рвет – как Джаред, снова оказавшись в доме, сдается, сжимается, мечтает только о смерти. Я понимаю, что он так сильно устал, так измучился… Этого мальчика никто не готовил в Зои Космодемьянские.
Но вот поступок Розенбаума меня действительно удивил. Сначала мне показалось, что в весьма пуританской Луизиане такое поведение шокирует не только рабов и матерей семейства, но и надсмотрщиков. Но его последние слова – это весьма глубоко для надсмотрщика: отпустить того, кого до белых глаз желает хозяин, вместо того, чтобы убить и довести этого хозяина до самоубийства.
Отдельно упомяну, как Джаред сравнивает ощущения от ударов хлыстом и от рукоятки – разумом понимает, что ощущения от последнего меньше, но сердцем – уж лучше бы обменял одно на другое.
Меня невероятно прет, что следующая глава начинается с того же, с чего начался фик – это так круто. Но теперь в этой картинке нет ни красоты, ни медленной, размеренной жизни – только запустение и увядание. А вот Джаред с первых строк предстает «другим» - но ничуть не потемневшим, не озлобленным – сильным, взрослым мужчиной.
И то, как он осматривает поместье, бараки, хлопковые поля – пусть некоторые места и причинили ему столько страданий, все равно понятно, что время кошмаров и страхов прошло.
Я чуть не разрыдалась на встрече Джареда с Миссури и Руфусом – вот так старые, строптивые рабы и остаются рядом со своими хозяевами до самого конца.
Мне нравится, как Джаред нашел себе применение в том же хлопковом бизнесе, используя так насмешившие Дженсена знания. Как влился в общество и даже нашел себе друга. Один друг – это уже богатство. Я бесконечно уважаю его за то, как он нашел в себе силы отказаться от брака с Сэнди, хотя это сулило ему дальнейшую безбедную жизнь и общественное положение.
И я в восторге от их аферы с долговыми расписками – они поистине гениальны.
Что же касается Дженсена, то мне больше жалко его мать, чем его самого. Все, что он пережил, он создал себе сам. И отказ в смерти, проклятье долгой жизни просто не могло его не коснуться. Зато это несколько изменило его взгляд на мир и заставило признать свою ответственность – ох, как меня это радует.
Призрак Джареда, преследующий его везде, хотя бы дает надежду, что у него есть совесть – пусть маленькая и слабая, раз только такой поступок мог вызвать ее из небытия, но зато работающая.
- Если бы мы вернулись назад, - хрипло сказал Дженсен Эклз, - я бы никогда не сделал то, что сделал. Никогда.
- Нет, сэр, это ложь, вы сами прекрасно знаете. Ваши сожаления - следствие того, что вы осознали сотворённое вами зло. Но если бы не было зла, не было бы и осознания. Вы бы ничем не отличались от себя прежнего, и мы не вели бы сейчас с вами этот разговор.
Я просто готова украсть себе Джареда из этого фика – настолько у него чистая душа и настолько он замечательный. И я думаю, что он совсем не лукавил, когда говорил, что не носил с собой Дженсена – ведь Дженсен не стал для него пугающим призраком или кошмаром, он стал напоминанием о чем-то, что не случилось, о чем-то неожиданном для него, новом, тем, что раньше он не испытывал.
И самое главное – он простил. Я завидую людям, которые это умеют.
И, несмотря на то, что иногда мне хотелось врезать Дженсену по голове, я понимаю, почему Джаред вернулся и готов восстанавливать Бель-Крик и Дженсена. Ради того хорошего, что в нем осталось. Ради собственных чувств.
И это хорошее окончания для этой сложной и очень эмоциональной истории.
Несмотря на это чудесное окончание, мне хотелось бы еще раз, вполглаза вернуться к этой истории и посмотреть, что у них, обоих вышло. И я дико рада, что автор позволил нам этот краткий взгляд в небольшом эпилоге.
Но волнуюсь я по-прежнему – тем более, что им предстоит война между Севером и Югом, а она унесла много жизней, да и кто будет разбираться – работают в Бель-Крик рабы или свободные.
Но самое для меня главное – изменения в Дженсене. Джаред только копит собственную уверенность и мудрость, с каждым моментом становится все более потрясающим. А вот Дженсен смог вытянуть себя из безумия, пусть и с небольшим уклоном в сторону бесконечного самонаказания, смог стать человеком, смог пересмотреть свои взгляды – меня поразило, что он сам вышел собирать хлопок вместе с Джаредом, Руфусом и Миссури.
Меня радует их отношения, ставшие более спокойными, более откровенными. Особенно меня покорил этот момент:
Он говорил больше часа. Когда закончил, спросил: "Скажите, отче, я погубил свою душу?" Он готов был услышать и принять любой ответ. Священник долго молчал, а потом сказал: "Иногда нужно погубить свою душу, чтобы спасти чужую. Господь рассудит, вина это или добродетель".
Я очень рада, что Джаред это услышал, хоть мне самой и не близка идея чего-то во спасение чужой души. Так можно собственную убить.
И снова нас возвращают к первой сцене, оставляя Дженсена и Джареда на пороге войны в медленно восстанавливающемся поместье.
Это правильно, несмотря на мое волнение. Надо оставить их в покое, дать им жить дальше без нас.
Я рада, что есть эта история, что она заставила меня задуматься о некоторых вещах. И я рада, что автор так мастерски ее написал.

@темы: Подарок, Рек

---

Для Alix - единственной и неповторимой

[Jean Sugui]

Название: Полутьма
Автор:  Jean Sugui
Жанр: PWP
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Пейринг: винцест
Таймлайн: 8 сезон
Дисклеймер: все – Крипке, мне ничего не надо
Саммари: Дин сходит с ума. Сэма мучает чувство вины.
Предупреждения: сомнительное согласие, мат

В миллионном по счету мотеле, если считать от сотворения мира, Дин снова сидит на полу, прислонившись спиной к кровати и широко расставив согнутые в коленях ноги. Между ног стоит бутылка, из которой он время от времени делает длинные глотки, а потом ставит ее на место - ровно по мокрому кружочку, оставленному дном. Дин смотрит перед собой остановившимся взглядом, но Сэму кажется, что на самом деле он смотрит внутрь себя. Смотрит на Чистилище, из которого он вырвался телом, но в котором осталась его душа. Сэм понимает, что это всего лишь фигура речи, потому что душа Дина вроде как осталась при нем. Формально. Всего лишь формально, потому что на самом деле Сэм подозревает, что Дин приволок Чистилище с собой. Так бывает. Сэм знает это на собственной шкуре, протаскав внутри Клетку бесконечно долго.

- Дин, может... ты хочешь поговорить? - кидает он пробный шар.

Дин ведет в его сторону сначала взглядом, а потом делает едва уловимое движение головой. Издает короткий смешок.

- О чем?

- О том, что тебя мучает.

- Меня ничего не мучает, Сэмми. Расслабься.

Но Сэм не может расслабиться. Он пытался весь прошедший год: завязать с охотой, не думать о Кевине Трене и всех тех людях, которых он не спас, думать только об Амелии, вести нормальную жизнь и не испытывать за это чувство вины. Он пытался расслабиться, но ничего не выходило. И сейчас не выходит. И, наверное, никогда уже не выйдет. В конце концов, чувство вины сожрет его изнутри, и он снова выкинет что-нибудь такое, от чего пострадают другие люди. Дин пострадает. Он сам пострадает, но это не важно.

Дин берет бутылку и делает очередной длинный глоток. Сэм знает, почему все это. Дин хочет забыться и не видеть во сне кошмаров. Он пьет почти каждый вечер и далеко не всегда безобидное пиво, как в былые времена. Порой Сэм не уверен, что это его брат. Его Дин. Порой он думает, что вместо Дина из Чистилища вернулся кто-то другой. И этот кто-то пугает его до внутренней дрожи.

- Дин... - зовет он, не очень-то надеясь на ответ.

- Что? - устало и без эмоций.

И тогда Сэм поднимается с кровати, подходит к брату и опускается перед ним на колени. Отбирает бутылку из сведенных пальцев и отставляет в сторону.

- Отдай, - глухо приказывает Дин, но Сэм не слушается. У него есть еще немного сил, совсем чуть-чуть, до того, как чувство вины захлестнет его с головой и отключит тумблер критичности.

- Нет. Нельзя столько пить. Это тебе не поможет.

Дин отвлекается от созерцания Чистилища внутри себя, и впервые за очень долгое время в его взгляде мелькает не одержимость охотой, не стремление спасти как можно больше жизней, а что-то похожее на чувство. На боль и сожаление.

- А что мне поможет? - тихо спрашивает он, - Что, по-твоему, мне поможет?

У Сэма нет ответа на этот вопрос. Он сломлен не меньше брата. Сломан. Только сейчас это не главное для него. Главное вытащить Дина из одержимости, в которой он до сих пор пребывает после возвращения, из оцепенения, которое накатывает на него, стоит только осознать, что на данный момент сделать уже ничего нельзя и остается только ждать. Это – главное, и цена не важна.

Сэм осторожно прикасается к щеке Дина, к пробившейся всего за сутки щетине, к коже, которая, кажется, обожжена Чистилищем. Несмело. Он не знает, какую реакцию получит в ответ. Дин его ударит? Оттолкнет, рассмеется и в очередной раз назовет Самантой? Или не сделает ничего? Сэм не знает, но знает, что должен попытаться сделать хоть что-то. Хоть что-то, что вытащит Дина из страшного ледяного кокона, в который он обернут после возвращения.

Дин делает совсем не то. Он поднимает голову, отрываясь от созерцания бутылки на полу, между согнутых колен. Несколько секунд смотрит Сэму прямо в глаза, и в его расширенных зрачках полыхает огонь. Запредельный свет того места, из которого не удалось сбежать еще никому из смертных. Никому, кроме Дина Винчестера. От этого взгляда Сэму делается нехорошо.

А потом Дин кривит губы в зверином оскале и выплевывает сквозь сжатые зубы:

- От тебя пахнет сукой, Сэмми.

Сэм думает, что ослышался, и глупо переспрашивает:

- Что?

- От тебя пахнет сукой, Сэмми!

Дин кричит так страшно, так болезненно, как никогда раньше. Потом делает резкое движение, словно собирается вскочить на ноги, но вместо этого хватает Сэма за ворот рубашки и валит на пол. Бутылка, сбитая с места, катится куда-то к стене с глухим стеклянным перестуком. Остаток виски выливается на пол, растекаясь некрасивой дорожкой. Сэм ударяется затылком о деревянные половицы и на несколько мгновений утрачивает контроль над происходящим. Дину хватает этих нескольких мгновений.

- Дин… - хрипит Сэм, - Что ты делаешь?

- Где ты был целый год?! – снова кричит Дин, - Шлялся под юбкой? Почему ты не искал меня?!

- Я не мог… прости… я не знал… прости, прости меня…

Сэм повторяет это снова и снова, чувствуя, как весь мир разлетается на куски. Мир, который он с таким трудом собрал за год из разрозненных осколков. Мир, который был до того, где-то между Стэнфордом и Диком Роменом с костью в горле. Все миры, существовавшие в его жизни до сих пор. А еще ему кажется, что Дин его не слышит. Дин погрузился в инферно воспоминаний и переживаний, и собирается его убить. Сэм с трудом уворачивается от кулака, летящего прямо ему в лицо, и удар приходится в пол. А еще он знает, что сейчас лучше не сопротивляться. Лучше дать брату возможность сорвать на нем злость и отчаянье, чтобы потом все вернулось на круги своя. Если это, конечно, вообще возможно для них двоих.

- Дин… я здесь, с тобой… Все будет хорошо, Дин…

Он не замечает, что говорит ему то же самое, что Дин повторял перед тем, как Сэм шагнул в Клетку. Он просто подсознательно чувствует, что сейчас нужны именно эти слова, чтобы остановить брата, прекратить то безумное, что творится у него в голове. Они ведь всегда чувствовали такие вещи друг о друге, и это было так глубоко, где-то на уровне животных рефлексов, что ничто не смогло разрушить это знание. Ни Рай, ни Ад, ни Чистилище, ни целый год псевдонормальной жизни.

Это срабатывает.

Дин на мгновение замирает, и потусторонний огонь в его зрачках гаснет, замирает и снова превращается в темное зеркало отрешенности. Вместо удара Дин падает на него сам и с треском рвет на нем рубашку. Пуговицы сыплются в разные стороны мелким бисером. И в этот момент Сэма накрывает пониманием. Вот что ему нужно. Наказать младшего брата за год, проведенный в мирной жизни, пока сам он был на войне. За предательство. За то, что Сэм от него отказался. За то, что Сэм нашел путь в другую жизнь – без него. Это поможет ему придти в себя. Или нет.

Да?

Или нет?

У Сэма внутри все клокочет, и рвется от боли, и рушится прямо на глазах. Он готов подчиниться, готов подставиться, раз Дин так хочет, но тело сопротивляется. Тело не хочет того, что Дин сейчас делает с его душой. Сэм пытается сопротивляться, но за год он утратил физическую форму, когда как Дин совсем наоборот – приобрел еще большую силу и мощь. За то время, что они борются, яростно срывая друг с друга одежду, они не произносят ни слова. Вокруг них словно образуется энергетическое завихрение, от которого не выдерживает и взрывается фонарь у изголовья кровати. Номер погружается в серо-лиловые сумерки позднего вечера. На самом деле Сэму кажется, что так даже лучше. В полутьме обостряются чувства. В полутьме он отчетливо понимает, что Дину нужно дать то, что он хочет сейчас. Или Дин сойдет с ума. Или они оба сойдут с ума.

Возбуждения нет на самом деле. Когда Дин сдирает с него джинсы вместе с бельем, и прохладный воздух лижет его обнаженный пах, Сэм чувствует, как поджимаются яички и заползают под лобковую кость, как уменьшается член, как анус рефлекторно сжимается, стремясь не допустить насильственного проникновения. Никогда раньше, когда они занимались сексом, не происходило ничего подобного. Сэм всегда открывался навстречу брату, стремясь заполучить его целиком. Но только не в этот раз. Только не в этот раз. Дин с силой надавливает коленом ему между бедер и заставляет раздвинуть ноги. Наклоняется и хрипит прямо в ухо:

- Скучал по мне, Сэмми?

И Сэм выдает единственно верный ответ:

- Да.

Как бы там ни было на самом деле, сейчас Дин хочет услышать именно это. И лучше его не разочаровывать.

- Я не слышу.

- Да! – выкрикивает Сэм, а потом горло сжимает болезненным спазмом.

- Тогда ты будешь рад, что я вернулся.

Дин смеется, скаля зубы и запрокинув голову, и этот его смех явственно отдает безумием.

Он облизывает ладонь, совершенно по-блядски, как будто в Чистилище насмотрелся низкопробной порнухи, и ласкает себя. Даже в полутьме Сэм видит, как член Дина наливается кровью, твердеет и увеличивается в размерах. И – господи боже! – он такой большой, что Сэм не представляет, как сможет принять его внутрь себя. Умом он понимает, что уже делал это раньше не раз и не два, что это все тот же Дин, но паника застилает ему мозг и заставляет все видеть в искаженном свете, как в кривых зеркалах. И здесь, в Зазеркалье, в котором они очутились после возвращения Дина, он огромен. Когда Дин приставляет головку к его анусу и надавливает, Сэму кажется, что его сейчас разорвет пополам.

Раньше, когда-то в другой жизни, в целой цепочке других жизней, Дин всегда был с ним нежен и осторожен. Он брал младшего брата так аккуратно, что Сэму никогда не было больно. Даже в первый раз. Даже в те разы, когда они экспериментировали с позами и доходили до невозможной экзотики и экстрима. Сэм знал, что может ему доверять, что Дин скорее даст сам порвать себя на куски, чем причинит ему боль. Но не сейчас.

Дин замирает всего на секунду, только для того, чтобы убедиться, что попал, куда надо, а потом вгоняет в него член до самого основания. Так глубоко, что задницей Сэм чувствует его напряженные яйца. Боль пронзает его белой электрической молнией от ануса до трахеи, и выбивает из сведенного горла невольное:

- Блядь!

Из глаз сыплются искры, а ресницы мгновенно намокают от слез. Сэм не знает точно, текут ли эти слезы от физической боли или от душевной, но точно знает, что от той, что внутри. На самом деле ему все равно. На самом деле он и сам замер на целый год, который играл в нормальную жизнь, и вот сейчас кокон треснул. Сейчас весь мир раскололся, и на его месте образовалась кровоточащая рана, в которой они с Дином снова остались вдвоем.

Дин вбивается в него с такой яростью, с такой силой, что Сэму кажется, что и ему тоже невыносимо больно. И он не удивляется, когда движения вдруг идут легче. Он думает, что Дин его порвал, и иллюзорная кровь обернулась настоящей. Лопатки, всегда похожие на сложенные крылья, бьются о деревянный пол. Закусив губу, Сэм отдается брату, чтобы оба они смогли жить дальше.

Дин кончает с глухим рычанием и замирает над ним, возвышаясь на вытянутых руках. Они все еще соединены, Сэм все еще сходит с ума от боли, жгущей его неумолимым огнем, но что-то неуловимо меняется, когда Дин спрашивает с усмешкой:

- Тебе понравилось?

- Да, - шепчет Сэм, с трудом заставляя голос не дрожать от слез, которые он не может сдержать.

- Я не слышу.

- Да!

Дин расслабляет руки и медленно опускает тело вниз. Голова ложится Сэму на грудь, и вдруг Сэм чувствует, что губы Дина мягко целуют ему ключицу. Так, как он всегда любил. Так, как Дин позволял себе очень-очень редко, когда хотел, чтобы Сэму стало легче от невыносимости их бытия.

- Вот и славно, - произносит Дин и больше не говорит уже ни слова.

Они лежат в полутьме бесконечно долго и слушают, как их сердца бьются в унисон. Снова.

Декабрь 2012

@темы: винцест, Фики

---

С Днем Рождения, Alix!

[Gifts]

@темы: Пост для поздравлений, пожеланий и теплых слов)

---

для Alix

[3112]

Alix, с Днем Рождения!

Здоровья и благополучия тебе и твоим близким.

@темы: Подарок, Арт

---

"Ловцы человеков" Alix - аудиофик в подарок

[audiofan]

С благодарностью и наилучшими пожеланиями в День Рождения Я часто слушаю тексты - фики, аудиокниги, и могу сказать, что нужен настоящий дар и мастерство, чтобы написать текст, который лился бы как музыка, и который хотелось бы слушать еще и еще, каждый раз открывая для себя в сюжете, в героях что-то новое. Именно так пишет Alix

Название: "Ловцы человеков"
Автор: Alix
Читает: audiofan
Оформление фика и арт: ~Ri
Дополнительный арт: Anarda, ray of light & Tamillla
Виддер: Римроуз
Пейринг: Дж2 (они меняются)
Жанр: РПС-АУ, триллер
Рейтинг: NC-17
Размер: ~35 000 слов

Саммари:

"Фарматек Прайм" - зловещая корпорация, создание которой открыло новую эру в истории США. У маленького человека в этом мире два выхода: стать винтиком машины или быть раздавленным ею. Джаред Падалеки рано понял это, в свои двадцать шесть лет он - топ-менеджер чикагского отделения "Фарматек". Дженсен Эклз новичок, он только в начале пути, однако готов идти до конца, не останавливаясь ни перед чем, пробиваясь к самой вершине корпоративного Олимпа... Но путь этот не из лёгких. Он усеян тайнами, и трупами, и планами внутри планов. Здесь ручки "Паркер" убивают не хуже ножа и кровь брызжет на костюмы от "Прада"; здесь наматывают галстуки на кулак во время быстрого секса на рабочем столе, в перерыве между брифингом и убийством. Здесь всё пропахло обманом, шпионажем и смертью. И, раз ступив на эту дорогу, с неё уже не сойдёшь, не пройдя до конца.
Примечание автора: Моя возлюбленная соулмэйт Альменарочка, это снова тебе. Всё всегда тебе.
Благодарности автора: Низкий поклон и лучи любви моим потрясающим, обалденным, невероятным артерам и виддеру, которые так здорово увидели то, что я написала.

Я записала 2 варианта - чисто голосовая дорожка и голосовая дорожка+саундтрек (звучит только в начале и в конце каждой части)

Мелодия, использованная для саундтрека

Прокофьев, "Танец рыцарей" из балета "Ромео и Джульета", Now Remix.


Listen or download Dance of the Knights for free on Prostopleer



"Ловцы человеков" Части 1 - 9, продолжительность около 5 ч. , формат mp3, битрейт 128 кб\с

Скачать архив (с музыкой) 290 мб:
Yandex Части 1-4 | Yandex Части 5-9
Mediafire Части 1-4 | Mediafire Части 5-9

Скачать архив (без музыки) 266 мб:
Yandex Части 1-4 | Yandex Части 5-9
Mediafire Части 1-4 | Mediafire Части 5-9

@темы: Подарок, РПС, аудиофик, Фики

---

[Stochastic]

Название: Каждое воскресенье.
Автор: Stochastic
Артер: красный шапк
Бета: myowlet
Пейринг: Дин/Сэм
Жанр: порно
Рейтинг: NC-17
Размер: около 7000 слов
Предупреждения: БДСМ, пытки гениталий, порка и мелкое членовредительство)
От автора: написано по заявке Аликс, которая пожелала вытрахать дурь из восьмисезонного Сэма)


- Отвяжись, Дин! Я сломан. Думаешь, сколько можно заводить одну и ту же игрушку, пока шестеренки не изотрутся внутри? Я больше не могу. Ты умирал - и каждый раз часть меня умирала вместе с тобой. Однажды ты исчез, и я ничего не почувствовал. Хорошо, сказал я себе. Боли нет, ничего нет, вокруг пустота и все равно куда идти. Все равно, что случится дальше. И я шел, пока через много миль не заметил траву под ногами и песок на ботинках. Услышал голоса людей. И знаешь, что они говорили? Все проходит. Я просто шел, а новая жизнь выросла вокруг меня. Я не искал ее, не хотел. Она просто была. Возможно, тебе больше понравилось, если бы я убил себя? Мне не за что было больше бороться. Вопросы добра и зла не волновали меня. Чужие беды не трогали. Я даже убить себя не догадался!
Говорил, как камнями кидался. Дину хотелось одновременно заткнуть Сэму рот и удавиться.
Было противно чувствовать себя лжецом и попрошайкой одновременно. Я не нужен тебе? Ты не искал меня? Дин мотнул головой — хотелось кусаться, выть и кричать.
«Я думал о тебе каждый день. Просыпаясь... Убивая..."
- Ты не сломан, - Дин дотронулся до волос Сэма, как делал это сотни раз.
От невинного жеста Сэм подскочил, словно его ударили. Меряя широкими шагами маленькую мотельную комнату, Сэм задевал потолок. Отчего казалось - он вот-вот рухнет вниз и расплющит Дина.
- Ты не понимаешь, - прошипел Сэм, когда Дин схватил его за рубашку.
Дин толкнул Сэма на стенку, желая остановить его метания, приказывая прекратить выкачивать из комнаты воздух и свет. Если Сэм не перестанет глупить, они задохнутся в этой ловушке!
Плохо соображая, что делает, Дин сжимал в руке ткань рубашки, пока ворот не врезался в шею Сэма, перекрывая дыхание.
С хрипом Сэм перехватил руку Дина. Мгновение Дин прислушивался, как пульс в его пережатом запястье спорил с пульсом брата.
- Не надо, Дин. Так ничего не изменишь.
Пережав большими пальцами сухожилия Дина, Сэм заставил его ослабить хватку. Но прежде чем Сэм полностью перенял инициативу и откинул его от себя, как надоедливого ребенка, Дин ударил брата локтем в лицо.
Кровь из разбитого носа залила рубашку, перечеркнув сине-коричневую клетку. Дину некстати вспомнилось, что у пятилетнего Сэма едва ли не каждый день из носа шла кровь. Приходилось таскать повсюду с собой вату — и прикладывать ее к носу брата, чтобы тот не перепачкал одежду. Хватало и того, что у отца все рубашки были в невыводимых бордовых пятнах. В девять лет Дин испытывал отвращение к испачканной кровью одежде.
Теперь Сэм вырос — ему не нужна помощь старшего брата: сам приложил ладонь к носу и закинул назад голову. Он раздражено повел плечом и свободной рукой отстранил Дина.
- Доволен? - взгляд поверх перепачканной кровью ладони был колючим. - Давно хотел мне вмазать? Ну же, не стесняйся! Отведи душу!
Дин понимал — если он сейчас сдастся, Сэм уйдет. Запрется в ванной, приведет себя в порядок и свалит. Своим срывом он сам дал ему разрешение, отпустил на все четыре стороны. Сэм не чувствовал за собой вины, но признавал право Дина обижаться. Немногим больше, чем право на свободу слова, свободу передвижений — разрешал злиться. Дин чувствовал, что его подставили. Словно Сэм нарочно провоцировал его, хотел, чтобы Дин сорвался выместил на брате-предателе свою злобу, тем самым отпустил его. Все кончено! Правила устанавливает тот, у кого больше мозгов. В схватке побеждает тот, кто умеет просчитывать противника, а не рассчитывать на него. Тот, кто смотрит вперед, а не цепляется за старое.
Такова реальность, которую Дину следует принять? Вздохом Сэм подтвердил его выводы. Во рту у Дина скопилась горечь. Чем эта гребаная реальность отличалась от ада? Или Чистилища?
Минутная слабость вылилась в ураган ярости. Если Сэм думал, что все законченно — он ошибся. Не позволяя брату повернуться к себе спиной, Дин ударил в висок. Падая Сэм, сбил настольную лампу с тумбочки у кровати.
Почему он не потерял сознание? Неужели Дин, пожалев его, смягчил удар? Прыжком он оседлал Сэма. Вцепившись в ворот рубашки, приподнял плечи и голову брата над полом и заглянул в лицо, словно искал в родных глазах желанное утешение. Но Сэм лишь скривился и засучил ногами — еще немного и он скинет Дина. Вместе с возбуждением Дин испытал прилив привычной гордости. На короткий миг словно посмотрел на Сэма со стороны, отмечая, что младший брат обогнал старшего во всем: физической силой, ростом и умом. Невольно Дин расплылся в довольной улыбке — это же его Сэмми, как можно не гордиться им? Его успехи — это успехи Дина.
Эта гордость тоже горчила, отдавала соленым гнилым привкусом. Признайся, ты всегда думал, что Сэм - часть тебя? Такая незаменимая и дорогая часть, что легче отдать руку, голову, душу, лишь бы не потерять его?
От нового удара затылок Сэма гулко стукнулся о пол. На всякий случай Дин впечатал кулак ему в лицо еще раз.
Мог ли он представить себе, что Сэма не заберут ни дьявол, ни демоны, ни ад, а он сам захочет уйти?
Нет, однажды Дин уже позволил ему это. Позволил Сэму решать - и Сэм отправился с Люцифером в клетку.
Без сознания Сэм выглядел спокойным и безмятежным. Словно кровь, размазанная по лицу принадлежала не ему. Раскинутые в стороны руки лежали ладонями вверх. Едва согнутые пальцы — никаких кулаков — полная открытость и доверие. Сползая с живота бесчувственного брата Дин провел ладонью по его груди, задержал руку около сердца, впитывая в себя его успокаивающее биение. Он не знал, сколько времени просидел так, прислушиваясь к ровному дыханию Сэма. Потом взгляд зацепился за широко разведенные в стороны ноги брата, и Дину захотелось свести их вместе. Внутри кольнуло неприятным воспоминанием — поза брата напоминала положение тела на дыбе. Дин слишком много знал про пытки, слишком хорошо помнил боль.
Необходимо было стереть кровь с лица Сэма. Поход в ванную за полотенцем показался длиною в вечность. Дина шатало, в голове поселился странный звон, как на поминальной службе.
Прикоснуться к Сэму — значит успокоиться. Мокрая ткань хорошо впитывала кровь. Дин так старательно очищал лицо Сэма, что на бледных щеках появился румянец. «Как после пробежки или после секса», - подумал Дин. Улыбка застыла на губах от неясного волнения. Он дернул рубашку на груди Сэма — ткань треснула, пуговицы рассыпались по полу. Дин был почти уверен, что сейчас вместо пентаграммы увидит над сердцем брата рваную рану. Но нет - черные линии остались на месте, и демоны не завладели телом братом. Только те демоны, которые всегда с ним. Демоны Сэма? Демоны Дина? Не те, на которых они привыкли охотиться, а те, с которыми научились жить.
Сэм вдохнул, и голова его перекатилась в сторону, словно он хотел отвернуться от Дина. Его движение Дин воспринял как сигнал, как выстрел стартового пистолета - он не станет снова мериться силой с Сэмом. Не собирается давать ему хоть малейшее преимущество. Хоть малейшую свободу. Хватит!
Выдернув из шлевок ремень Сэма, Дин рывком перевернул брата на живот, опутал локти Сэма и затянул узлы.
Ботинки и носки Сэма полетели в угол.
Сэм застонал. За окном завыла пожарная сирена. Паршивый мотель, дешевая жизнь. Проклятый Сэм.
В тюрьме у осужденных первым делом отбирают одежду. Дин по себе знал, что подобное обращение пугает и дезориентирует. Он не собирался наказывать Сэма, скорее, спасать, как обезумевшее животное, которое, не понимая что делает, несется к обрыву. Но для того, чтобы достучаться до Сэма, он должен убедиться, что Сэм не сможет от него спрятаться. Отгородиться истинами из вечерних тв-шоу и купленными Амелией шмотками.
Повинуясь внезапной ненависти ко всему, что происходило с Сэмом в последний год, Дин срезал джинсы ножом. Из своего ремня Дин сотворил две петли и, продев в них ноги Сэма, передвинул кожаные браслеты под колени
Сэм пришел в себя, когда Дин кромсал его трусы. Серо-голубые в полоску — он серьезно?
Сэм дернулся так резко, что нож царапнул его по бедру.
Кто говорил о сломанных игрушках? С вывернутыми за спину руками Сэм походил на выброшенный на свалку манекен. Натянутые связки на шее и побагровевшее лицо выдавали общее напряжение. Обрывки злосчастных трусов рваными манжетами болтались на бедрах. Ранка на светлой коже подрагивала каплей крови. Дин на миг завис, мечтая слизать ее. К реальности его вернул удар по голени — Сэм не собирался сдаваться без боя.
В их жизни бывали дни, когда Дин восхищался упрямством брата, а иногда желание Сэма настоять на своем бесило. Сегодня Дин слишком устал, чтобы играть в игры Сэма. Потому, пресекая сопротивление, Дин дважды врезал носком ботинка ему в живот.
Подтянув колени к груди, Сэм скрутился калачиком. Наконец-то надменную уверенность в его взгляде сменила растерянность.
- Говоришь, ничего не чувствуешь? - Дин наклонился, любуясь прищуренными глазами, дрожащими ресницами и плотно сжатыми губами Сэма.
Опустившись рядом на колени, Дин хлопнул открытой ладонью по бедру Сэма.
«Возможно, я недостаточно умен, чтобы понять, что у тебя в голове, но язык тела понимаю отлично», - злорадно подумал Дин.
Испытывая границы, Сэм трепыхался как рыба на крючке - с глухим стуком перекатывался по полу со спины на бок.
- Этим ты ничего не добьешься, - выплюнул он сквозь зубы.
Но Дин уже многого достиг, гораздо больше, чем за последние недели пустых разговоров. Сейчас, наверное, первый раз с тех пор, как Дин вернулся из Чистилища, он не боится что Сэм свалит к чужой Амелии. Связанный Сэм никуда не уйдет.
Желая то ли закрепить то ли отпраздновать свою победу, Дин правой рукой накрыл пах Сэма, а левой перехватил ремень, стягивающий его ноги, не позволяя уйти от прикосновения. Ощущение нежной прохладной кожи мошонки обострялось напряжением с каким он удерживал ходившие ходуном колени Сэма. Резкий выдох Сэма оглушил. На миг ощущения спутались, перемешались, и, применяя силу, Дин одновременно зафиксировал ноги Сэма и зажал в кулак его яйца.
Стон, который издал Сэм, походил на скулеж. Дин думал, что собака которую брат сбил на улице и с которой началась его так называемая новая жизнь скулила точно так же. На миг разжав кулак, Дин снова сильно стиснул мошонку Сэма, чтобы снова заставить его скулить. Выражение «держать кого-то за яйца» и близко не передавало триумфа, который пережил Дин. Как безумец, он повторил жестокий опыт еще несколько раз, пока Сэм не начал биться затылком об пол.
- Ну что, Сэм? Не хочешь еще раз поговорить о нормальной жизни?
Кусая губы, Сэм дышал часто, как спринтер. Его взгляд, полный одновременно вызова и сожаления, вдохновил Дина на новые подвиги.
Он сам не понимал, откуда взялась в нем странная зацикленность на гениталиях брата. Но первые шлепки по яйцам Сэма получились ловкими и уверенными, словно он специально тренировался. Звук от шлепков заглушал шум крови в ушах у Дина. Прошло немало времени, прежде чем он осознал, насколько он возбужден. Дин не мог оторвать взгляд от закушенных губ Сэма и его зажмуренных глаз с мокрыми ресницами.
Он что, плачет? От мысли про слезы Сэма Дина скрутило, словно разрядом тока пронзило от копчика до основания черепа. Чтобы подтвердить свою догадку, он ударил Сэма по щеке.
- Открой глаза, - приказал Дин, подаваясь вперед.
Как он и ожидал, расширенные зрачки дрожали от влаги. Дин наклонился ближе и слизал слезинку с века Сэма.
Сэм дернулся, как дикий, необъезженный жеребец, на которого попробовали накинуть уздечку.
« Он ничего не чувствует, не чувствует», - вспомнил Дин, облизывая лицо брата.
Сэм попытался боднуть его головой, и они столкнулись висками. Перед глазами у Дина на миг потемнело, и, силясь унять головокружение, он закусил мочку уха брата. Сильно до крови. Солоноватый привкус на губах вспыхнул фейерверком воспоминаний. Сколько раз Дин видел, как Бенни пил кровь? Он так долго прожил бок о бок с вампиром, что сейчас какая-то часть его сознания требовала, чтобы он попробовал кровь брата. Впитал ее в себя, перемешал со своей, заразил его собой, следуя вампирской логике. И тогда, возможно, Сэм навсегда останется рядом, привязанный самыми крепким путами. Разве бывает что-то крепче уз крови? Но ведь в их жилах и так течет одна кровь. Кем Сэм себя возомнил, что посмел нарушать вселенские законы? Дин ни за что не позволит ему разрушить их мир.
- Придурок, чтобы трахнуть меня, тебе не нужно было устраивать спектакль со связыванием, - слова Сэма освежили не хуже оплеухи.
- Не терпится, чтобы я тебе засадил? - оскалился Дин.
Он знал, что не стоит отвечать Сэму, от спора будет только больней. Сэм мастер огрызаться, обычно читал Дина как открытую книгу, и умел бить по самому чувствительному. Но, возможно, Дин хотел этой боли? Для себя? Для Сэма?
- Я никогда тебе не отказывал, - слова Сэма иглами впились под кожу и пустили яд, превращая все, что было между ними, в дешевый фарс.
-Сука, - от пощечины на лице Сэма остался пунцовый отпечаток ладони, нижняя губа треснула и кровоточила.
Дин перевернул Сэма лицом вниз. Дернул за бедра, заставляя упереться в пол лбом и связанными коленями. Теперь все, что мог сделать Сэм - это всего лишь сжимать и разжимать кулаки. Дин позволил ему ухватить себя за руку и с наслаждением ощутил, как острые ногти впились в кожу. Сэм с остервенением мял и тискал ладонь Дина, казалось, в отчаянной хватке сосредоточилась вся сила и энергия обездвиженного тела.
- Я хотел бы трахать тебя всегда,- протянул Дин стискивающим его пальцы рукам, перечеркивая Сэмово грубое оскорбительное «никогда».
Ничего не получилось: Сэм был слишком узким и сухим, Дин слишком торопился и суетился, отчего член скользил между ягодиц. Раз, другой, третий. Дин запаниковал, сходя с ума от тупого отчаяния и разочарования. Все напрасно? И даже продавая свою душу, спасая мир, он не смог завоевать Сэма?
Вламываясь на всю длину, Дин вспыхнул от боли, на границе восприятия услышал жалобный крик Сэма. С каждым толчком он наваливался на Сэма, подталкивая связанного брата к кровати, пока его голова не уперлась в одну из четырех дубовых ножек. Кожа Сэма под пальцами Дина была холодная и потная. Они оба дрожали, раскачиваясь, как маятник, едва не теряя сознание от головокружительной скорости и амплитуды. Слишком жестко, слишком быстро для них. Слишком рвано и смазано, чтобы получить удовольствие. Бездумно, механически. Сломанные игрушки со стертыми шестеренками внутри. Ведь в этом всегда и был смысл? Не останавливаться, не отпускать друг друга.
Казалось, прошли часы, прежде чем Дин достиг разрядки. Руки тряслись от усталости и нервного истощения. Отцепившись от Сэма, он просто откатился назад. Не сразу нашел в себе силы подтянуть штаны.
Со стоном Сэм перевернулся на бок. Его ребра часто вздымались, на лбу отпечатался след от ножки кровати, из покрасневшей дырки на холодный пол вытекала сперма.
Стук в дверь выдернул Дина из ступора. Усилием воли он поднялся на ноги.
Дину даже в голову не пришло скрывать свой позор от Бенни. Вампир видел его и в худших ситуациях. В Чистилище невозможно сохранить достоинство, и мысли о совести и чести очень быстро исчезают. Наоборот, когда Бенни увидел связанного Сэма, Дин почти успокоился предчувствие конца света больше не давило на него. На миг он поверил, что опять оказался в Чистилище. Чистилище и ад оправдывали любые безумства, любые грязные поступки и мысли, потому что рано или поздно Дин обязательно выберется из Чистилища и придет к Сэму. Таков порядок.
-Какого черта ты сделал? - приглушенно спросил Бенни.
Дин прошел по комнате, подхватив Сэма за связанные руки, потянул вверх, навязывая Сэму выбор — либо он поднимается на ноги, либо ему вывихнут плечи. Сэм едва мог переступать сцепленными ногами. Когда он споткнулся, Бенни подхватил обнаженное тело и уложил на кровать.
Дин поморщился, ему почудилось, что смуглая рука вампира погладила живот Сэма. Потянувшись вперед, Дин перехватил Бенни за ремень. Бенни подался на встречу, привычно подчиняясь. Эта отвратительная вбитая в голову жестокими учителями исполнительность сильно роднила их.
Пока Дин защелкивал петлю на его шее, Сэм не сопротивлялся, не пробовал отстраниться. Можно было подумать, что у Сэма не осталось сил, если бы Дин не видел его стояк - возбужденный побагровевший член с приоткрытой щелью на головке бился о бедро.
Дин несколько раз потянул на себя ремень, как собачий поводок, заставляя связанного Сэма придвинуться к изголовью. Закрепить ремень вокруг железных перекладин оказалось делом одной минуты.
В комнате Сэма Дин потушил свет и запер на ключ дверь.
В соседнем номере перегретый батареями воздух царапал горло. Принесенная Бенни пицца отвратительно пахла. Опускаясь в кресло с бутылкой виски, Дин думал что нескоро сможет подняться — слабость раздавила тело. У алкоголя был вкус поражения. Ключ от темницы Сэма перекатывался между пальцами, как монетка фокусника или четки в руках монаха.
-Ты отпустишь его?
- Я не знаю...
Виски обожгло горло.
- Я должен его отпустить...
От слишком большого глотка защипало в носу и слезы навернулись на глаза.
- Но я не могу.
Он напивался вместо того, чтобы крушить мебель вокруг. Опьянение тяжелой завесой отгородило от окружающих. Оконные стекла задрожали, когда мимо мотеля пронеслась колонна тяжелая фур. Дин сомневался, что ему стало бы хуже, чем сейчас, даже если бы одна из них переехала его.
Засыпая, он чувствовал себя в безопасности, знал, что Бенни прикроет спину, как делал это тысячу раз в Чистилище. Прикроет, поддержит его и отпустит Сэма.


Сэм ничего не чувствовал. Когда Дин вернулся, Сэм видел перед собой рассыпавшуюся на сотни осколков картинку и ничего не чувствовал. Кевину грозила опасность, Сэм недоумевал, почему Кевин не может сам справиться со своими проблемами. Когда умерла подружка Кевина, пухленькая студентка с алыми губками, Сэм слышал хлопок и думал о том, что брызги крови похожи на брызги соленных волн. Он не понимал, почему мать Кевина так настойчиво защищала сына.
По большому счету, Сэму было плевать на всех, и его устраивало, что другим было наплевать на него. И только Дин не хотел мириться с заведенным порядком. Сэма раздражали его постоянные требования, заглядывания в глаза до и после секса. Дин говорил: нужно найти Кевина - и Сэм соглашался. Дин сказал: закроем врата ада - и Сэм пошел за ним. Когда они оставались наедине, Дин подходил так близко, что Сэм не мог пошевелиться, чтобы не задеть его. Сэм не потерял память, его воспоминания просто стали чужими. Ненужный хлам, оставшийся после давно исчезнувшего человека, как после казни смертника его личные вещи еще пять лет хранятся на тюремном складе, прежде чем их уничтожат. Когда дыхание стоящего рядом Дина учащалось, Сэм раздвигал ноги или ложился животом на стол, выгибая спину в зависимости от того, что советовали воспоминания. Его память, в отличие от чувств, не давала осечек, она прекрасно знала, чего хотел Дин. Но Дину было мало примитивного послушания. Мало того, что Сэм ел с ним в дешевых забегаловках, спал на дырявых простынях, полдня проводил в неудобной скрюченной позе на сиденье Импалы. Дин хотел того, что Сэм не мог ему дать, хотел чтобы Сэму было не все равно. Расспрашивал о том, где, с кем и как Сэм провел последний год. Как будто это имело какое-то значение. Как будто это могло что-то изменить.
- У тебя была женщина, - хмурился Дин, а Сэм равнодушно пожимал плечами.
- Ты жил с ней, - Дин кривился, а Сэм со скукой смотрел в окно.
- Почему ты не искал меня? - взрывался Дин, а Сэм думал «зачем?»
Память не подводила его, но одно и то же кино невозможно смотреть бесконечно, рано или поздно пленка лопнет. Бежать спасать, рисковать жизнью? Пленка порвалась, остались лишь лохмотья не связанных между собой сцен: по непонятным причинам два человека ругались, целовались и дрались плечом к плечу в бессмысленном калейдоскопе.
Словосочетание «нормальная жизнь» он тоже достал из шкафа воспоминаний, оно пылилось где-то на полке по соседству со сценами секса с родным братом в туалете на автозаправке. Сэм немного растерялся, заметив, как Дина бесит это выражение.
Его настойчивость становилась навязчивой, расспросы превратились в допросы. Дин стал грубее в сексе и после все чаще скатывался в разговор о доме с белым заборчиком и о бабе в сарафане, которая где-то ждет Сэма. Не способный воспринимать всерьез ни обиду, ни злость, ни ревность, Сэм равнодушно помог ему дорисовывать картину. Обладай Сэм интуицией, она бы подсказала ему, когда Дин слетит с катушек от его равнодушия. С Сэмом не впервые обращались грубо, ему не впервые приходилось терпеть боль. В боли не было ничего незаурядного: когда Дин ударил его, он думал лишь об одном — нужно подождать, и все закончится. Рано или поздно. Дин выглядел как злодей из третьесортного боевика, наседая на Сэма, и тиская в кулаке его яйца. Богатый опыт позволял Сэму сравнивать — Дин действовал слишком поспешно, суетливо, вкладывая всего себя в бессмысленные движения. Эмоции мешали ему пытать Сэма по-настоящему. Длительными и расчетливыми действиями Люцифер и Михаил добивались от Сэма гораздо более сильных эмоций и более глубокой реакции. А Дин своими пощечинами-поцелуями вызывал лишь сожаление и досаду.
Вернувшись к Амелии, Сэм заметил новые обои на стенах кухни и новые покрывала на кроватях. Разучившись чувствовать людей, теперь он был излишне внимателен к деталям. Целый день мог пролежать на кровати, считая нитки в вышивке на подушке.
Думал ли он о том, что Дин разыщет его? Нет, Сэм вообще не думал о Дине — с глаз долой, из сердца вон. Поэтому когда в воскресенье утром хлопнула дверь, он думал, что вернулась Амелия, которую срочно вызвали в клинику. Не пошевелившись, Сэм остался лежать в постели. Потом он спрашивал себя, а если бы он знал, что это Дин, захотел бы он что-нибудь предпринять? Сэму было все равно, вернее сказать, Сэм в тот момент вообще не существовал — его сознание сузилось до темно-красной нитки на подушке, которую он разглядывал.
Дин тенью прошелся по комнате. Чтобы он ни говорил, Сэм отмахнулся привычным «мне все равно». Сначала он думал, что Дин его просто трахнет. Тело отзывалось на ласки — все шло как по накатанной. Только боль от сухого проникновения заставила Сэма отвлечься от созерцания узоров из ниток.
- Сэмми, - выдохнул ему в ухо Дин.
Пристраиваясь поудобней, Дин заерзал, подминая Сэма под себя, перевернул на живот, заставил выпятить задницу. Вперед-назад. Когда рука Дина обхватила член Сэма, кто-то словно подтолкнул качели - движения стали быстрее и резче. Сэму оставалось только держаться за край подушки, пока Дин раскачивал его и себя.
Удовлетворенный Дин отстранился, растянулся на кровати в полный рост. И если во время секса они напоминали клубок запутавшихся змей, теперь были похожи на молчаливую супружескую пару стариков, сто раз осмеянную вечерними шоу, которые смотрела Амелия. Сэм не смеялся ни тогда, ни сейчас. Его чувство юмора, наверное, тоже атрофировалось.
Сэм неудобно поежился, когда Дин придвинулся ближе, рассматривая его.
-Ничего не чувствуешь?
Ленивое приглушенное сознание Сэма никак не могло поспеть за Дином — он двигался слишком быстро - только что заглядывал в глаза, и вот уже сидел на ногах Сэма. Краем разума Сэм подметил, как комично, должно быть, выглядел Дин со стороны, если бы было кому посмеяться — спущенные на бедра джинсы, задранная до сосков футболка, опавший член со сморщенной потемневшей кожицей.
Зажигалка в руках Дина вызывала недоумение. Сэм не понимал, зачем брат ладонью прижал его живот. Не моргая Сэм смотрел как отражение язычка пламени танцевало в глазах Дина и не сразу среагировал, когда рука с зажигалкой прижалась к его паху. Волоски вспыхнули, потрескивая, и задымились. Запах паленого ударил в ноздри и осел в глотке. Всего миг потребовался Сэму, чтобы оттолкнуть Дина, вкладывая в удар всю силу, скинуть брата с кровати. Чтобы унять жжение, Сэм накрыл ладонями пах: растирая обожженную кожу. Дин не спешил подниматься: сидя на полу голой задницей, он смотрел на Сэма.
На этот раз память не подсказала Сэму, какой реакции ждет от него брат. Наоборот, память кричала, что раньше Дин никогда не причинял ему боли. Под прижатыми к животу пальцами катались черные крошки, оставшиеся от сгоревших волосинок.
«Нужно идти в душ», - отстраненно подумал Сэм. Вставая, он придирчиво оглядел кровать, поправил сбившуюся простынь. Резкое движение Дина вызвало легкий укол беспокойства, Сэм решил, что не стоит поворачиваться к брату спиной, пока тот в таком возбужденном состоянии.
Потирая опаленное место, он смотрел, как Дин быстро одевается. Уходя, Дин споткнулся о порог и хлопнул дверью. Через кружево занавесок на окне Сэм видел, как брат сел в машину. Урчание мотора отозвалось в животе Сэма. Когда Импала тронулась, сидящий на пассажирском месте Бенни помахал рукой, хотя Сэм был уверен, что стоял достаточно далеко от окна, чтобы его не заметили с улицы. Мимолетная мысль о том, снимает ли Дин с Бенни один на двоих номер, как всегда это делал с Сэмом, мелькнула и тут же пропала.
Волосы в паху почти полностью выгорели — достаточно было пройтись по ним мочалкой, и уцелевшие ломкие волоски осыпались на дно ванной. Сэм нахмурился и не долго думая для порядка, для симметрии выбрил яйца.
-Дорогой, ты дома? - пропела Амелия интонациями ведущей программы «Доброе утро по будням»
Однообразие следующих дней разбавлял дождь и ветер за окном. Сэм находился в постоянном возбуждении, только теперь отдавая себе отчет в том, что последние три месяца, после того, как Дин вернулся, они трахались каждый день. Вероятно, тело Сэма тосковало, отчего несколько раз в день становилось тесно в штанах и белье часто намокало. Секс с Амелией был теплым, нежным, всегда по расписанию, как церковная служба или десерт после ужина. Возбуждение Сэма не признавало расписаний. И Сэм дрочил по утрам, упершись лбом в холодный кафель ванной. Ни о чем конкретном он не думал — просто картинки мелькали перед глазами. Картинки из прошлого. Бессистемные и бессмысленные, рваные и яркие - пупок Дина, колени Дина, рука Дина с разбитыми костяшками, затылок Дина. Когда Сэм смывал сперму с рук, воспоминания уносились в водосток вместе с грязной водой.
Прошла неделя, и Дин заявился снова. Амелия очаровательно улыбалась, открывая ему дверь, собака пыталась трахнуть его ногу. В маленьком доме зажгли свет во всех комнатах — Амелия с детским восторгом изображала радушную хозяйку, показывая гостю новый дом его младшего брата.
Как заевшая пластинка Амелия по кругу спрашивала Сэма: «почему ты мне никогда не говорил что у тебя есть брат?» Повторяла одно и то же, когда разливала чай и ставила вазочку с сухим печеньем в центр стола. В свете покрытой абажуром лампы лицо Дина было бледным, глаза казались злыми. Пальцы тарабанили по засохшему после завтрака пятнышку джема на столе.
-Сэм, выгуляй собаку, - попросила Амелия, когда настенные час пробили одиннадцать.
- Заодно и меня проводишь, - кивнул Дин.
- Не забудь поводок, милый, - Амелии пришлось встать на носочки, чтобы достать до его щеки.
- Не забудь поводок, Сэм, - Дин наклонился и почесал рыжую псину за ухом.
Темное небо разбили на квадраты белые линии- следы недавно пролетавших над пригородом самолетов. Звезды удобно уместились в отведенных им ячейках.
Сэм думал, что он готов к новой выходке Дина. Чем дальше они отходили от дом, тем сильнее возрастало напряжение.
- Где ты ее встретил?
- Неважно
- Как долгоживешь с ней?
Не имеет значения.
-Ты понимаешь, что обманываешь ее, Сэм? - голос Дина шуршал как галька под кроссовками Сэма.
Все обманывают.
Пес дернулся к мусорнику, натягивая поводок, Сэм пропустил удар Дина и упал на колени. Попытка удержать собаку сделала его неповоротливым - Дин почти без борьбы заломил ему руки за спину и стянул запястья невесть откуда взявшейся веревкой.
Где-то просигналила машина, свет фар полоснул по переулку, высвечивая размалеванные граффити стены дома, мусорники и виляющую хвостом собаку около них. Пока Сэм старался встать на ноги со связанными за спиной руками, Дин отстегнул от ошейника пса поводок. Сложенный вдвое кожаный ремень, свистнув в воздухе, полоснул Сэма по уху. Резкая боль заставила зажмуриться. А когда Сэм открыл глаза, петля затянулась на его шее. Кожаная удавка с палец шириной перекрыла дыхание. Чем меньше воздуха оставалось в легких Сэма, тем темнее казалось строгое лицо Дина напротив. Сэм успел рассмотреть капли пота на висках брата и рухнул опять на колени. Мир крутанулся, и Сэм пришел в себя, лежа на холодном пропитавшимся бензином асфальте с подтянутыми к животу коленями. Петля больше не вжималась в кожу, обнимала шею, как туго повязанный галстук. Другой конец поводка обхватывал колени. Стоило Сэму шевельнуть ногами, попробовать выпрямиться - и он затягивал петлю на шее. Он не видел Дина, но слышал его шаги за спиной.
- Отпусти, - попросил Сэм.
Глупо, мерзко. Только теперь Сэм в полной мере осознал абсурдность положения, в котором оказался — он лежал на земле в грязном переулке, в четырех метрах от хорошо освещенной главной улицы пригорода. В любую минуту кто-то мог пройти мимо и увидеть его в унизительной позе. Связанного, со спущенными штанами. А его брат...
Удар ремня обжег ягодицы. Сэм дернулся, петля поводка впилась в шею. Дин бил беспорядочно, вкладывая в удар всю силу, ничего не желая знать о перерывах. На износ. Задница и бедра Сэма пылали огнем. Не в силах ничего поделать, он извивался в своих путах. Жесткий собачий поводок сдирал кожу на шее и под коленями. Отвлекшийся от рассыпанной около мусорников еды пес подошел к Сэму и принялся вылизывать его мокрые от слез щеки, как и прежде по-идиотки виляя хвостом.
- Расскажи ей правду про себя Сэм, - выдохнул между ударами Дин. - Не делай ее несчастной.
Сперва Сэм мысленно убеждал себя, что скоро все закончится, потом кусал плечо, чтобы не заорать, но в какой-то момент боль в избитой заднице и перетянутой шее смешались, перепутались, сбивая с толку, лишая чувства ориентации во времени и пространстве. Ощущения собственного тела смазалось — Сэм словно превратился в медузу — без костей без конечностей, выкинутую на каменистый берег.
Он не сразу понял, когда все закончилось. Сэм продолжал извиваться в своих путах, ерзал задницей и щекой по асфальту, инстинктивно стараясь уменьшить жар избитого тела. Его мало интересовало, чем сейчас занят Дин, и он вздрогнулот неожиданности, когда брат, прикоснувшись сзади к его шее, просунул пальцы под кожаную петлю, поглаживая, успокаивая воспаленную кожу. Сэм не мог определить, сколько времени это длилось, и тем более не мог понять, почему он возбудился от того, что Дин разминал ему шею. Когда Дин, заметив стояк, переключил свое внимание на член Сэма и начал надрачивать ему в быстром жестком ритме, Сэм повел головой, словно хотел укусить терзающую его руку. Густой, едкий запах спермы забился в ноздри мешая вздохнуть. Дин отстранился и развязал Сэму руки.
Когда Дин ушел, собака потрусила за ним, остановилась на выходе из переулка и тоскливо посмотрела на Сэма, словно не могла решить кто теперь ее хозяин.
-Ко мне, Пес! - перекрикивая вой пожарной сирены вдали, позвал Сэм.
Когда пес подошел, Сэму удалось развязать ноги и снять петлю с шеи. Двигаться была больно. Беглый осмотр показал, что кожа на бедрах и ягодицах припухла, рубцы вздулись, некоторые кровоточили. Натянуть джинсы на избитое тело оказалось настоящей пыткой.
Дин прав: Сэм был хорошим обманщиком — ему удалось скрыть свое состояние от Амелии. Нужно быть виртуозным обманщиком, чтобы утаить следы на теле от спящей с ним в одной постели женщины.
Когда Амелии не было дома, Сэм часто вставал перед большим зеркалом в комнате для гостей, спускал штаны и рассматривая посиневшие рубцы, сдирая ногтем корочки царапин.
После приезда Дина прошло пять дней. По привычке Сэм искал закономерности в окружающем его мире и справедливо решил, что если Дин первые два раз приезжал по воскресеньям, значит, в следующий раз он снова явится в воскресенье. Амелия хотела пойти в кино, Сэм уговорил ее остаться дома. Он сам открыл Дину дверь.
Светлая скатерть на столе была выбрана под цвет штор и круглого тряпочного абажура лампы под потолком. Блюдца звякнули под чашками и накрыли вышитые на скатерти ромашки.
- Помнишь, Сэм, наша мама пекла такой же? - сказал Дин, набивая рот яблочным пирогом.
- Нет, - Сэм разглядывал россыпь крошек на его губах и вдыхал аромат ванильного теста.
- Он ничего не помнит, - Дин повернулся к Амелии.
Амелия ответила сочувствующим взглядом и добавила ему сахара в чай.
-Совсем ничего. Конечно, он был маленьким, когда мамы не стало, но хоть что-нибудь должен был запомнить...
За окном метались тени, в доме по соседству гуляла шумная компания, и музыка гремела на всю улицу. Сэм слушал разговор за столом вполуха. Он мог бы объяснить Амелии, что когда их мать умерла, ему было полгода, и его не кормили пирогами. Но зачем? Дин ведь говорил не о матери?
- Так бывает, - Амелия печально улыбнулась Дину, - порой мы не хотим помнить тех, кто нам особенно дорог, просто чтобы не чувствовать боль.
В тот вечер Дин был почти нежен, трахая Сэма на заднем сиденье Импалы. Лишь на прощанье прищемил ему пальцы дверью. Средний и указательный сломались, на мизинце осталась ссадина. Сэм хорошо помнил, как ухаживать за переломами.
Воскресное воссоединение семьи — так называла Амелия их посиделки. Дин уезжал, Сэм забывал о нем. Неделю жил в непреходящем возбуждении. Он больше не дрочил себе, даже принимая душ старался, как можно реже прикасаться к вечно возбужденному члену. Он не мог объяснить этот запрет, он просто был, как и сам Сэм — без правил, без объяснений, без чувств, без понимания — ничего не значащий и нужный одновременно. Сэм не думал о Дине, не ждал его прихода, просто знал, что он придет.
Но однажды Дин не приехал — была зима, и подоконник засыпало снегом.
-Наверное, дороги замело, - сказала Амелия, убирая со стола ужин.
-Он мог бы позвонить тебе, - сказала она, выключая свет и забираясь под одеяло рядом с Сэмом.
Прямо над спальней Сэма и Амелии находился чердак с круглыми окнами. Всю ночь Сэм не мог заснуть, потому что одна из оконных рам на чердаке скрипела под порывами ветра.
Серое утро залило мир снаружи, едкая жгучая ненависть выросла в груди Сэма. Он слишком долго был охотником, чтобы забыть, как собирать информацию, искать следы, выслеживать.

Когда Бенни первый раз прислушался к крови Дина, ему почудилось, что перед ним связанное животное над которым жрецы неизвестного культа занесли ритуальный нож. Дин любил холодное оружие, но Бенни чувствовал, что однажды Дин вонзит лезвие себе в живот. Погрузит руку в рану и намотает кишки на кулак. Бенни почти видел это.
Дин двигался, словно разрывал путы. Бенни давно не был человеком, его мало что удивляло, но даже он не мог понять, почему Дин до сих пор жив. Его кровь была отравлена. Вены - разорваны. Дин беспокоил Бенни как незаживающая рана.
Мир поменялся с тех пор, как Бенни прогуливался по земле последний раз. В городах появились небоскребы, машин на дорогах стало больше, два крыла у самолетов заменили одним, а поезда не дымили в небо углем. Для кого-то эти перемены могли показаться значительными, но Бенни, как и раньше, жил среди теней чужой крови. По ее запаху он мог узнать о прошлом человека, прочитать, как на мемориальной табличке, историю улицы, по которой проходил - стоило принюхаться, прислушаться - и он знал когда и при каких обстоятельствах здесь была пролита кровь.
У толстого хозяина закусочной, в которой Бенни покупал блинчики для Дина, в крови был повышен уровень холестерина и сосуды закупорены несбывшимися мечтами.
Визг тормозов на проезжей части вызывал у Бенни единственную ассоциацию — перед мысленным взором подсыхала вязкая большая лужа крови на мокром асфальте.
У девчонки, сдавшей им дом, кровь была как газированная вода — десятки желаний надувались, пузырились и лопались каждую минуту.
В доме, доставшемся ей от бабушки, протекала крыша и барахлила система отопления. Обычно люди выбирают дом, когда заводят семью. Однажды у Бенни была семья, и на подоконниках в его доме стояли горшочки с цветами. Теперь его представлений об уюте хватило лишь на то, чтобы протереть пыль и помочь Дину притащить со свалки диван с потрескавшейся красной обивкой. Несмотря на внутреннюю необустроенность, внешне их дом один в один походил на коттедж Сэма и Амелии.
Сэм... для Дина он как переливание крови для пострадавшего в аварии, как морфий для безнадежного ракового больного.
Дину нравилось, когда Бенни показывает клыки. Кожа Дина всегда горячая и пересушенная. Чистилище требовало, чтобы Дин убивал, и в сексе он хотел подчиняться. На земле он должен был сдерживать инстинкты и тушить агрессию, потому с Бенни он играл охотника.
Когда Бенни был маленьким, родители каждое воскресенье водили его в церковь. Дин каждое воскресенье ездил к Сэму.
В первое воскресенье декабря Дин вместо того, чтобы поехать к Сэму, привел в дом парня с большими ладонями. В крови обоих плескался алкоголь. Раздеваться они начали еще в коридоре.
- Он не прикасается ко мне... - возбуждение смыло все стопы в голове Дина.
- Не хочет... Никогда по собственной воле...
Незнакомец под Дином ныл и стонал. Кровь Дина опутывала его, толкалась внутрь, заполняла собой и подчиняла.
Две недели без Сэма - и Дин начал давать осечки на охоте. Бенни видел, что инстинкты, приобретенные в Чистилище, брали над ним верх— Дину было легче убивать, чем спасать.
В тот вечер, когда пришел Сэм, подъездную дорожку к дому покрывали сугробы. Дин задержался в машине. Бенни, держа в одной руке коробку пиццы, в другой упаковку пива, шел к дому. Он не видел тень, не слышал движения — чувствовал нападавшего по громкому бою барабанов в его крови. Чем бы Сэм ни смазал свой клинок, когда он полоснул по плечу вампира, из раны повалил едкий дым. Ненависть разливалась в крови Сэма, как круги по воде - глубокая и сильная в момент удара, она быстро истончалась и исчезала, стоило Сэму отступить.
Бенни перехватил руку с оружием. Сцепившись, они кружили на месте, метеля друг друга кулаками и коленями, пока не подоспел Дин. Бенни видел, как Сэм сплевывал кровь на снег, когда Дин ударом в солнечное сплетение поставил его на колени. Бенни слышал, как трещали суставы, когда Дин выкручивал брату руки.
- Никогда... , - Дину не хватило дыхания чтобы закончить фразу , - не смей... нападать...
Запутав пальцы в волосах Сэма, он дернул назад его голову. Кровь Сэма шумела так громко, что Бенни сомневался, что сквозь этот шум Сэм мог слышать слова брата. Стоя на коленях с заломленной за спину рукой и запрокинутой назад головой, он не моргая смотрел на Дина, как будто рядом никого не существовало.
Пока Дин стягивал локти Сэма ремнем, Бенни вспомнил его пьяное признание: «он не прикасается ко мне по собственной воле...»
Дин поставил Сэма на ноги, но не позволил выпрямиться во весь рост — вздернув повыше связанные локти, нагнул, вынуждая смотреть в землю, едва ли не лбом касаясь коленей. В такой неудобной позе Сэм едва мог двигаться. Дин толкал его к дому, и Бенни уловил предвкушение, страх и возбуждение в крови Сэма. В следующую минуту эмоции исчезли, и кровь Сэма превратилась в мутное неподвижное болото. Смертельно опасное и бесчувственное.
В доме скрипели двери. Непокрытая люстрой лампа под потолком гостиной покачивалась от сквозняка. Бенни не нужно было идти следом, чтобы увидеть, что делает Дин. Достаточно было прикрыть глаза, и на веках отпечаталось изображение двух пульсирующих красных фигур, как на экране тепловизора.
Дин толкнул Сэма на пол. Оба тяжело дышали, пока Дин стягивал с Сэма одежду.
- Нельзя, Сэм, - Дин целился в пах, попал в живот. Бенни видел, как из разорванных сосудов под кожей разливается кровь.
- Бенни спас мне жизнь, - следующий удар откинул Сэма на спину.
В крови Дина полыхала злость и обида.
-Никогда не смей его трогать, Сэмми, - последнее слово он прошипел, наклоняясь ниже.
Указательным и большим пальцем Дин захватил сосок Сэма, сдавил и потянул, вырывая у брата задушенный стон.
Бенни казалось, что весь дом пропитался запахом пота и возбуждения Сэма.
Они были как два сосуда, заполнявший их изнутри яд разъедал и без того потрескавшиеся стенки. Жизнь утекала из разбитых сердец. И единственная возможность поддержать силы была в том, чтобы как можно чаще разбавлять отравленную кровь, переливая ее из одного сосуда в другой.
Бенни догадывался, что обмен потом, слезами и спермой продлится до утра. Что ж, его ждала долгая прогулка по ночному городу.
А на рассвете они повторят знакомый ритуал. Дин притворится спящим, а Бенни освободит Сэма. Большой и малый круг кровообращения.
Ночь подошла к концу, в доме было тихо. Половица скрипнула под ногой Бенни, когда он зашел в комнату. Голый Сэм сидел на полу, связанные за спиной руки дрожали от холода, лицо закрывала мешком накинутая на голову футболка.
Кровь Сэма сейчас так же плескалась через край, как кровь Дина, когда он приказывал Бенни.
Дин постарался на славу - перетянул руки Сэма, почти полностью перекрыв кровообращение. Словно Сэм был ранен, а Дин во чтобы то ни стало стремился остановить потерю крови.
В определенном смысле, грозя разлукой и уходом, Сэм сам был кровью, которая просачивалась сквозь пальцы Дина.
Прикосновение к Сэму вызвало в душе Бенни странный восторг. Кожа его была более влажной и гладкой, чем вечно пересушенная кожа Дина. Бенни наслаждался этим отличием, пересчитывая пальцами ребра. Кровь Сэма едва не била фонтанами, когда Бенни погладил рукой его напряженный живот. Сердце не билось, отстреливалось, когда Бенни ладонью накрыл затвердевший от холода сосок. Под его рукой Сэм рычал, клокотал, выворачивался. Его кровь бунтовала в венах против чужих прикосновений. Никто, гремела кровь Сэма, не имеет право дотрагиваться до меня, кроме Дина. На миг Бенни даже потерялся в этом мощном урагане чужой крови. Высунул клыки. Сэм напоминал ему его первую жертву — тот парень тоже не умел идти на компромиссы. Но ни у одной жертвы Бенни не было темных водоворотов в крови, как у Сэма. Когда-то Сэм был хищником пострашнее Бенни и пил демонскую кровь. Ее следы остались в его венах, черными дырами в которых притаилось древнее зло. Темные провалы в крови Сэма притягивали Бенни и сулили забвение, будили неясную тоску и желание. Возможно, однажды он захочет испить из чаши забвения. И тогда он забудет не только себя, но и Дина.
Сперва Бенни снял футболку с головы Сэма. Под разгневанным полным отвращения взглядом вынул кляп. Вряд ли Дин действительно думал, что Сэм позовет на помощь, скорее, кляп понадобился чтобы унизить Сэма. Уголки губ Сэма потрескались, и он облизнул их, прежде чем заговорить.
-Что тебе нужно, тварь? - его кровь полноводными приливами и отливами подтачивала сознание Бенни. Лишала разума.
-Освобождаю тебя, - больше всего на свете, несмотря на уверенность, что кровь Сэма убьет его, Бенни хотелось прижаться клыками к шее Сэма. Никогда раньше он не подозревал за собой тяги к саморазрушению. Никогда раньше, пока не привязался к крови Дина.

Сэм приходил каждое воскресенье. Стучал в дверь и поворачивался спиной, словно хотел убежать. Бенни чувствовал напряжение в его мышцах и слышал быстрое биение сердца. Сэм по-прежнему хотел, чтобы Дин связывал его и причинял боль. Но теперь они продвигались по этому лабиринту медленно и вдумчиво.
У Дина, как и раньше, в крови бурлило слишком много ярости. У Сэма - слишком много льда.
Но однажды утром, открыв дверь и ступив на порог, Бенни понял, что они научились делиться своим грузом друг с другом:
- Если хочешь, мы будем жить на одном месте...
- Если хочешь, я помогу тебе найти Кевина...
- Если хочешь, я прогоню вампира...
- Если хочешь, я никогда больше не увижу Амелию...
День, когда Бенни попробует кровь Сэма, неуклонно приближался. Нет другого способа разорвать скрепленное Чистилищем родство. Он укусит Сэма и забудет Дина. Возможно в следующее воскресенье?

@темы: Подарок, винцест, Фики

---

"Страна мужчин", картинка в подарок :)

[marta_kent]

Alix, поздравляю с Днем Рождения Ты столько делаешь для других, для нас, твоих читателей, желаю, чтобы твоя карма про это помнила и тебе возвращала добра, еще и удвоенно, а чего, пусть. Желаю тебе и твоим близким здоровья, и чтобы у тебя было побольше времени на себя, свои увлечения и на творчество. Вдохновения рекой. Чтобы ты заходила в магазин и не знала, сколько денег у тебя в кошельке, но знала, что на все хватит Очень хочется новых твоих цивилов и фиков
Хорошо, что ты есть

Иллюстрация к "Стране мужчин" Alix, автор я

@темы: Подарок, РПС, Арт, Фики

---

"Сердце и кнут", иллюстрация в подарок)))

[~Rin]

Автор: ~Ri
Персонажи: Дженсен, Джаред
Примечание: иллюстрация к тексту Alix «Сердце и кнут», нарисовано в подарок на День рождения.
Счастья и процветания!!!))))))

---

Просто спасибо....

[Laluna 1]

И мне не даются реки, вообще не даются И не умею я и не буду. Просто, - СПАСИБО.
А это... Ну вот тогда, когда прочитала, на пол- часика ушла в фотошоп , нету у меня его больше, а картинка осталась. Почему так? Понятия не имею, но вот так. И с ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

@темы: Подарок, Арт

---

Рек)

[Soli-nah-ree]

Талантливой и замечательной Аликс для дальнейшего вдохновения и позитива!

Тюремное танго

И это снова я и мои вступления. Каждый раз не могу взять быка за рога, а начинаю с лирической болтовни. Фики про тюрьму – одни из самых сложных для меня по восприятию. Но для авторов – это уникальная возможность поработать, пожалуй, с одной из самых безжалостных реально существующих социальных систем.
Фик «Тюремное танго» поначалу отпугивает весьма серьезными предупреждениями. Но для меня имя автора – это не просто гарантия, это стопроцентное убеждение в том, что текст не просто хорош, а великолепен.

История начинается сразу же, без долгих вступлений. И в первых же лаконичных строчках чудится не то холодная констатация факта, не то злая, немного циничная ирония. И сведения о том, как легко Джаред заводит друзей сменяет сухая статистика изнасилований в американских тюрьмах.
Мне нравится, что с самого начала сам стиль изложения не предполагает ни легкости истории, ни ее оторванности от реальности. Он готовит нас к тому, что мы попадем не на романтическую историю, а, скорее, на историю вроде «Побега из Шоушенка».
Далее вроде бы ненадолго расслабляемся, потому что Джареду везет. На фоне более крупного невезения, даже мелкая – а для самого Джареда и очень даже внушительная – удача, словно хор ангелов.
И я бы снова хотела вернуться к фразе «Джаред легко заводит друзей». Она красной нитью проходит сквозь всю историю, то и дело меняя смысл на прямо противоположный. И в истории с судом и сделкой, она снова играет роль.
В камере Джаред получает помощь, потому что пусть и не словами, но просит ее, демонстрируя непозволительную в этих местах слабость. Просто в обычном мире эту слабость называют открытостью, которая наоборот привлекательна вне стен тюрем. Двойственность текста постоянно проявляется в таких моментах.
Так вот в ситуации с судом эта открытость играет ключевую роль – она в первый раз подводит Джареда, становясь опасной для жизни слабостью.
Отдельно остановлюсь на сцене, в которой Малик учит Джареда поведению в тюрьме. Есть тут такой крохотный момент, который, может, я не совсем верно понимаю.
Малыш, детка, - тоже хреново, но хуже всего - "сучка". Если тебя так назвали, и это кто-то услышал, у тебя два выхода: или набить морду козлу прямо там, не сходя с места, или дождаться ночи и ткнуть ему в горло заточку. Или так, или так, малыш, иначе тебе кранты.
- Малыш, значит, - пробормотал Джаред, с трудом выдавливая улыбку. - И что мне, сейчас с тобой драться или дождаться ночи?
Когда потом Малик говорит, что Джаред сечет – он очень ошибается. И эта попытка поставить себя показывает намного больший страх, чем простое молчание.
Очень кратко описаны те процедуры, которые с одной стороны должны служить на благо заключенным, а с другой – окончательно лишить человека его достоинства и уверенности. В восприятии Джареда в этом кратком фрагменте почти нет эмоций, только простое перечисление – и при этом в самом конце возникает абсурдный вроде бы страх, что его сейчас обреют. За ним маячат и бессознательный ужас перед никогда не виденными концлагерями, страх потерять единственное, что сейчас идентифицируется со свободой, с его собственной личностью. Волосы не трогают.
Дальше идет сцена перехода в блок, которая мне лично напомнила проход сквозь строй. Но есть и гораздо более правильное описание в самом тексте: стая бешеных собак. И это очень интересно: Джаред ведет себя именно так. Он делает вид, что все в порядке, что ничего страшного не происходит, что это не ему. Никаких собак нет дружок, иди и все будет в порядке. Но, как человек, который до дури собак боится – и это не говоря о бешеных – я могу заметить: это не помогает. Когда собаки пляшут вокруг тебя, когда они скалятся, то цапнуть могут все равно.
Твое поведение – это примерно тридцатипроцентная вероятность, что тебя не укусят. А особенно, когда собаки бешеные.
Уверенность Джареда в том, что все будет окей, если он будет не отсвечивать и провоцировать сослужила ему дурную службу. Она погасила его ярость и гнев, заставила расслабиться, нашептала, что можно решить, как люди.
Дружелюбие охранника только успокоило еще больше. Отмечу отдельно – второстепенные персонажи, вроде Малика, О`Грейди очень яркие: во-первых, их внешний облик сразу же возникает и закрепляется в сознании, во-вторых, они не истираются с дальнейшим прочтением.
Отступлением: для меня на момент первых страниц Малик выглядел, как Джон Коффи, а О`Грейди, как хитрый, рыжеволосый ирландский задира, плотно сбитый и с не раз поломанным носом.
И тут же вполне безобидный, даже нормальный Чад – снова Джаред легко заводит друзей. Учись они в школе - наверняка бы поладили. Этакий обаяшка спортсмен и немного девиантный неформал.
Именно этой обычности и нормальности Джареду следовало тут страшиться.
Его немного возвращает в реальность замечание Чада о кофейных автоматах, потому что к этому моменту он уже был готов поверить, что находится в этаком санатории, где можно выжить, придерживаясь правила «я не трогаю и меня не трогают». Этот первый сигнал опасности, тем не менее, недостаточно силен.
Мне очень нравится, как Чад хорохорится, когда рассказывает про устройство и правила внутри тюрьмы, словно питается этим вниманием. И тут же появляется Пеллегрино – сравнимый даже не с местным правителем, а с наместником бога на земле. На земных аваторитетов, в отличие от небесных можно смотреть.
Еще один момент, расхолаживающий Джареда, внешность Пеллегрино – обманчиво безопасная. Во внешем мире мы все равно привыкли оценивать по внешному виду. Увидь Джаред огромную, свирепо выглядящую особь, похожую на гориллу, и он отвел бы взгляд раньше.
Простите, но фап-момент. Отдельно прекрасен в этом фике Майк Розенбаум по кличке Гренуй. На его образ работает все: и специфическая внешность, и поведение. Он просто отвратителен и до тошноты пугающ, но черт – насколько же это потрясающе.
Второй звонок – появление Дженсена и его история. Даже рассказанная в форме байки, городской легенды, анекдота история Дженсена демонстрирует единственный возможный путь выживания. Готовность мгновенно биться и каждый раз до смерти, чтобы потом вести себя спокойно и уверенно. Стоило бы обратить внимание.
А не приносить Чаду кофе, кстати…
И следующий день ничего хорошего точно не принес.
Заведенный друг Чад – простите за двусмысленность первого слова, но реально подходит – нашел Джареду еще «друзей». И опять открытость Джареда сыграла ему не на руку.
Ух, что я могу сказать – сцена аудиенции до ужаса пугающая. Серьезно – я едва сама не задохнулась, хотя со стороны вроде бы ничего такого в начале не происходило. Разговор, как разговор.
Звоночки, звоночки, звоночки. Каких же друзей ты себе завел?
Все местные псевдо-интриги слетели в один миг: Чад оказался местной шестеркой, офицер О`Грейди ничуть не пытался помочь Джареду, ну а Пеллегрино за покровительство предлагал то, чего Джаред так сильно боялся. Добровольно стать сучкой.
Папочка позаботится обо всем остальном.
Пугает до потери сознания, честно.
Нет, к чести, Джареда – он пытается сопротивляться. Честно пытается. Но ему не хватает той самой внутренней агрессии человека, который готов до смерти биться не за идею или посторонних, а за самого себя. Думаете, дружелюбные люди сильно любят себя? Разочарую, обычно они себя любят гораздо меньше других.
Остается только догадываться, что увидел Дженсен в глазах Джареда за ту пару секунд на улице и почему пошел следом, нарушая собственную же политику невмешательства и рискуя репутацией обеспечившей ему нормальное, пусть и изолированное существование.
Фап-момент: блиииииииииииииин! Как Дженсен говорит с Пеллегрино, на его языке, столько яда, столько силы! ЫЫЫЫЫ!
Цитатой, только цитатой:
- Что, у тебя пропала косточка твоей драгоценной жёнушки, которую так сладко грызть по ночам?
- Намного хуже, Марк. Кое-кто пытается покрыть мою сучку. Представь, иду я, никого не трогаю, и тут вижу, мою подружку собираются ебать буквально у меня на глазах. Нехорошо, Марк.
При этом надо все-таки поаплодировать Джареду за то, что не кинулся сразу же под защиту нового действующего лица – ведь тот мог оказаться и похуже Пеллегрино.
Хотя в этой сцене и дальнейшей – в камере Дженсена – можно заметить, как Джареда немного подводит и тело, и рассудок. У него шок, который мешает ему быстро реагировать, хотя каждая минута здесь на счету.
И я бы назвала эту сцену двойником сцены с Маликом. Почему-то каждый раз, когда Джаред имеет возможность узнать что-то важное от человека, который хорошо или относительно хорошо относится, то он начинает совершенно бессознательно нарываться. Ключевой вопрос здесь – ну, и зачем ты это сказал? Складывается ощущение, что Джаред хочет получить дополнительное наказание за произошедшее: вроде раз уж здесь, то пусть все будет плохо.
В описании утра очень много такой жуткой, почти первобытной ритуальности, которая не дает забыть, по каким правилам живет это сообщество. Камеры-клетки, в которых некоторые ведут себя, как люди, а некоторые, как животные. Белая простыня – идеальный сигнал о том, что происходит внутри. И все окружающие знают, что происходит внутри.
Мне очень нравится, как Дженсен из всех книг Библию – книгу книг, над которой можно думать, медитировать или старомодно верить.
И в самом конце сцены Джаред опять нарывается – может, это еще и неосознанное сопротивление: если вдруг все хорошо, и вы нормальные люди, то я нехочунехочунехочу в тюрьме.
В конце концов, это сопротивление становится бунтом в столовой. Тут еще и сыграла свою роль инструкция от Малика, которую Джаред использовал, как магическое заклинание: послал чувака, который предложил тебе ему отсосать – получил +10 к яйцам и влился в общество. Стоило, наверное, говорить: «Дерись за себя, грызи других и не расслабляйся».
И Дженсен ничего не делает в ответ на эту откровенную дурость – это настолько человечно, что просто хочется его немедленно возвести в ранг святых. Но в этом мире быть человечным нельзя ни на минуту, ни на секунду. Особенно в толпе.
Когда обман почти раскрывается, Дженсен предлагает Джареду выбор: или переспать с ним, или отправиться в блок для жертв изнасилования и стукачей. Причем, способ, который предлагает Дженсен весьма действенен. Осечки в переводе не случилось бы.
Но тут вмешиваются два фактора: первое – Джаред весьма чувствителен к ярлыкам. Складывается впечатление, что сам факт, что его считают сучкой, гораздо сильнее пугает его, чем реальное изнасилование. По крайней мере, на этом этапе.
Второе – страх оказаться вне нормы. Джаред не хочет оказаться среди продажных мразей и парней со сломанной психикой: тех, кто вне нормы тут. Будто бы жить среди шестерок, вроде Чада, и ублюдков, вроде Пеллегрино, лучше.
Здесь, конечно, играют роль еще и поведенческие и внешние характеристики Дженсена, но не они подталкивают Джареда на последний шаг.
В первый раз, кстати, всплывает вопрос ответственности – хотя здесь он не ключевой. В Джареде есть моменты, когда он предпочитает свалить ответственность: на адвоката, на Чада, на Дженсена, но, как мне кажется, они в этой части не имеют ключевого значения.
Я без ума от этого момента:
Он ждал, что Эклз скажет что-то вроде "расслабься", "не бойся", "всё хорошо" - что-то, от чего он тут же почувствует себя жертвой насилия. Но Эклз молчал.
Тут такая грань, которую мы можем почувствовать и в реальности. Сигналы, которые говорят, что случится что-то страшное, вроде слов «это совсем не больно», «все будет хорошо» и прочих. И Джареда страшит именно то, что Эклз сейчас выдаст этот сигнал.
И совершенно прекрасен следующий же момент, когда Джаред чувствует, что Дженсен не использовал этот выбор, чтобы трахнуть Джареда, что для него это тоже вынужденная, скотская мера, чтобы их оставили в покое. Просто потрясающе.
И хотя Джаред не замечает следующего же сигнала, подтверждающего его выводы – Дженсен не идет до конца. Он мог бы трахнуть Джареда, прикрываясь именно необходимостью запаха, но не стал.
И снова момент, когда Джаред нарывается, хоть и задает действительно важный вопрос: а действительно откуда?
И все-таки подтвержденный обманом обман не заставляет Джареда успокоится. Возможно, дело в том, что к общественной стигматизации, к ярлыку сучка прибавилось убеждение, что теперь и Эклз считает его сучкой. И несчастная, ни в чем не виноватая шоколадка – вполне трогательный жест во внешнем мире – только укрепляет эту уверенность.
И за этим следует очередной срыв, который ставит их под угрозу. На самом деле, во время прочтения иногда очень хочется взять Джареда и макнуть его головой в ближайший унитаз. Просто потому что тот ведет себя… неблагоразумно.
Но по-человечески все его метания и истерики понятны. Это всего лишь страх и отчаяние человека, попавшего в другой мир, из которого еще пять лет не выбраться, последний отчаянный протест, крик о помощи.
Именно Дженсен понимает и слышит этот крик: то ли потому что сам это пережил, то ли потому что многое успел обдумать и понять, читая потрепанную Библию.
И он идет на откровенный разговор, успокаивая Джареда его же собственной открытостью. Открытость за открытость. Пусть во время этого разговора Джаред и пытается защититься недоверием и циничным юмором, но он все равно успокаивается.
И в тот момент, когда Джаред меньше всего ожидает, Дженсен предлагает единственное, что могло бы как-то восстановить не только самоуважение Джареда, но и его жизненную силу. Свою задницу.
Отвлекаясь от происходящего отмечу, что в начале фрагмента очень много определений, касающихся именно этой тусклости и будущей смерти Джареда.
Вторая сцена секса просто выносит мозг – они будто рвут пелену, разбивают стены между внешним и внутренним. Возвращают настоящую жизнь.
Следовало бы только помнить, что внешнюю нормальную жизнь они могут носить внутри себя, но ни в коем случае не заигрываться, и не демонстрировать окружающим. Их по-прежнему, окружает ложь – в следующей же сцене Джаред врет матери о собственном местонахождении.
А потом нас сносит маревом тайной нежности, желания, таких человеческих, таких опасных для этого места чувств.
Фап-момент номер три – аааааа! Сцена с зубами – ОМГ! Представляю ощущения Джареда, но блиииииииииин… Я только что разжилась новым кинком.
Но бдительность опять была утеряна – сначала в моменте с Мюрреем, когда Джаред ничего ему, конечно, не рассказывает, но ведет себя слишком неосмотрительно, выдает себя, не понимая, что Мюррей от страха тут же выдаст все его слова Пеллегрино.
Потом в отсутствии простыни – конечно, у них, у обоих был повод расслабиться, но…
Очень трогательная сцена, когда Джаред строит версии относительно того, кто же подставил Дженсена – в нем проглядывает такой мальчишеский азарт и желание наказать плохих парней, еще не выбитое окружающим ужасом.
Фап-момент номер четыре: я бы с радостью поговорила о смысле следующей за этой сценой нцой, но у меня почти вывалился мозг, и из ушей идет пар. Это что-то невероятное – секс, укусы, обещания, «хочу тебя». ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!
И сразу же после этой сцены идет очень жесткая сцена с нон-коном, которая разрушает идиллию, те отношения, которые сложились, но – именно засчет этих отношений Джаред не ломается.
Самое интересное в начале сцены в двух моментах: во-первых, Пеллегрино мстит Джареду не за то, что тот его послал – вовсе нет. Он мстит им обоим за то, что позволили себе то, что никто себе в тюрьме не позволяет. Нет, оскорбленное самолюбие, оно, конечно, тоже играет, да и не стоит отрицать факт, что Пеллегрино положил на Джареда взгляд.
И второй – Пеллегрино выбирает бойлерную и горячий пар. Звучит немного странно, но кажется, что он тоже видит или чувствует, будто бы Джаред обрел часть силы Дженсена, той что позволила ему откусить чужой член.
И он предлагает ему не простые травмы, даже не смерть в качестве альтернативы, а те увечья, которые останутся с ним очень надолго, которые страшнее смерти для многих людей.
Но действительной ярости Джареду хватает только, когда он понимает, что под угрозой Дженсен. И то не до конца… Иногда когда мы смотрим фильмы ужасов или такие вот сцены, нам кажется, что герой поступает так от собственной глупости: чуть-чуть недожимает. Хотя, ИМХО, скорее все это идет от сидящем в нас сомнении, что нас действительно сейчас будут насиловать и убивать. Мы никак не можем это признать.
И Джаред попадает в это сомнение и расплачивается за него.
Это потом подтверждается шоком, когда Джаред реально понимает, что Пеллегрино в своих угрозах не шутил. И, кстати, очень интересно поведение самого Пеллегрино, который действительно ведет себя, как обманутый любовник.
Но рассудок, холодный, сволочной рассудок подсказывал, что прошло едва ли больше десяти минут с тех пор, как он переступил порог бойлерной. Только десять минут, а от него уже почти ничего не осталось. Ничего, кроме тюремной суки.
Иногда Джаред сдается слишком быстро – он пока плохо понимает, что именно это внезапно всплывшее рацио, не позволяющее забыть, что происходит, надежно защищает его от надлома. И пришедшие потом слезы завершили дело.
Следующая же сцена отсекает Джареда и читателя от произошедшего. В текст осязаемо входит больничная атмосфера, запахи, особая изоляция человека от окружающих. В этот момент Джаред пытается подтолкнуть себя к чересчур быстрому возвращению, но Дженсен выбивает его обратно.
Единственная травма, которую очень мощно нанес Пеллегрино – это вытряс из Джареда остатки внешней жизни. И поэтому слова Дженсен Джаред воспринимает, как очередное следование правилам. Внешнего не осталось: тюрьма изнутри, тюрьма снаружи.
Из последних сил Джаред выстроил вокруг себя непроницаемый кокон – этому поспособствовала отдельная камера, в которую его перевели.
Если честно, то в этом моменте я подумала, что Дженсен сейчас совершит очень геройскую глупость – прибьет Пеллегрино и его сотоварищей, получит третье пожизненное или трагически погибнет на руках у Джареда.
Но Дженсен – его внутренняя, может, интуитивная, может, наработанная мудрость поражает – все сделал очень умно. Сначала он надорвал тот кокон, который сплел вокруг себя Джаред, а потом отправился взыскивать долг.
Причем в следующие моменты выяснилось, что и реакция Пеллегрино, и кокон Джареда – все было учтено. Вместе с тем скандалом, которым грозило тюрьме это происшествие.
Очень показательно, что жуткое желание выжить пробилось через все душевные раны и метания, пока они шли через двор под прицелом снайперских винтовок. И это хороший знак для Джареда.
Чем ближе конец текста, тем сильнее я нервничаю. ОЧЕНЬ НЕРВНИЧАЮ.
ААААААААААААААААААА!
*простите, был напуган*
Сцена в машине – еще одна вышибающая дух в этом фике. И самое страшное в ней, как Дженсен кричит, что он это сделал. И как Джаред падает в воду в этот самый момент, не успев даже осознать – верит он в сказанное или нет.
И пока читатель пьет капли, автор быстро переносит его на год вперед, показывая Джареда в маленьком городке. Самое главное, что его психика все-таки выдержала произошедшее и не довела до самоубийства, но мы видим, что в Джареде что-то сломалось.
Это как явно проглядывает в кошмарах, так в поступках. Джаред все никак не может позвонить матери, слегшей с сердечным приступом. Да, может, это выдало бы его, но было бы более человечным.
И снова Дженсен появился, чтобы дать ему силы и надежду, пусть даже на далекой Аляске, где скрывались от прошлой жизни и иногда от полиции. Дал силы произнести это вслух и громко: «Я не верю тебе». Окончательно разделить Пеллегрино и Дженсена.
Я тебе не верю, потому что верю в тебя.
И мне кажется – это лучший финал для истории о парне, который всегда умел заводить друзей. О том, как различаются эти самые друзья.

@темы: Подарок, Рек